Карл Густав Маннергейм. Мемуары

Маннергейм Карл Густав Эмиль

Позже, во время визита к Его величеству, король вручил мне орден Слона на красивой ленте, такой же светло-голубой, как и лента ордена Серафима. На ордене был изображён маленький белый слон, на спине которого сидел негр. В течение этого дня я нанёс визиты королеве, вдовствующей королеве, а также поприветствовал других членов королевской династии. Званый ужин проходил в огромном рыцарском зале дворца Амалиенборг. Его величество выступил с речью, в которой он выразил надежду, что Финляндия примет участие в сотрудничестве северных государств. В ответном выступлении я постарался показать, насколько глубоко укоренилась дружба Дании и моей родины. Мы были очень благодарны Дании за то, что она протянула нам руку помощи в тяжёлые времена, особенно когда в наши двери стучался голод. Народ Финляндии стремится именно к такому сотрудничеству, к которому призывал Его величество.

Во

время моего пребывания в Копенгагене правительство Норвегии предоставило мне сведения об угрозах в адрес регента Финляндии, которые в преддверии моего визита в Христианию поступали от крайне левых сил. Сначала говорилось об уличных демонстрациях, потом об отключении электроэнергии и водоснабжения в королевском дворце. Было известно, что Его величество всё же надеется принять меня. Я твёрдо решил поехать в Христианию и с нетерпением ожидал этого. Было любопытно посмотреть, как радикальные экстремисты смогут выразить свою антипатию ко мне.

Однако состояние моего здоровья ухудшилось, и я был вынужден подчиниться врачу. Я известил короля Хокона VII, что с глубоким сожалением вынужден прервать свою поездку и вернуться домой.

Следующим шагом в моей программе внутренней политики были новые выборы. 24 февраля я распустил парламент.

Предстоящие выборы, на мой взгляд, не открывали нам какие-то особенно широкие перспективы. Ведь та часть народа, которая совсем недавно выступала против закона и правительства, тоже получала право принять участие в выборах, а это было чрезвычайно опасно. И, тем не менее, речь могла идти только о всенародных выборах — это было благородным жестом доверия. Возвращаясь мысленно к этому переходному периоду в истории Финляндии, я понимаю: нам было жизненно важно создать условия для единогласия, чтобы засыпать пропасть, образованную бунтом и углублённую войной.

Избирательная борьба была тяжёлой: левые силы вели подрывную агитацию. Избирательная система, принятая на предыдущих парламентских выборах, нисколько не изменилась, посему — это следует отметить особо — та партия, которая всего лишь два года назад привела страну на край гибели, имела такие же конституционные права, как и партии, боровшиеся за сохранение общественного порядка. Сторонники последних ценой своих собственных жизней спасли страну от краха. Тот факт, что эти партии получили двенадцать дополнительных мест в парламенте (120 против 108 прежних), указывал на оздоровление общества. Самой большей неожиданностью стало значительное увеличение мест у Аграрного союза (42 против 26), что сделало его почти самой крупной фракцией. Я многого ожидал от вклада аграриев в деятельность парламента: ведь они представляли консервативные силы финских крестьян. Однако будущее продемонстрировало, что Аграрный союз, лишённый дальновидных руководителей, в нашей политической жизни оказался совершенно непредсказуемым. За последующие 20 лет его парламентская фракция во многих чрезвычайно важных для страны вопросах — особенно когда речь заходила о нуждах обороны — занимала сомнительную позицию.

Открывая парламент 4 апреля 1919 года, я произнёс речь, в которой указал на те направления, которых следовало придерживаться в вопросах внешней и внутренней политики. Именно тогда я смог впервые оптимистично оценить наше политическое положение. Возросшее за последнее время доверие к народу Финляндии было, несомненно, тем фактором, который в условиях мирового хаоса помог нам сохранить положение суверенного государства и дал возможность проводить независимую национальную политику, а эта политика послужила доказательством, что мы способны поддерживать внутренний порядок. Подтверждением международного доверия была готовность союзнических стран оказать нам помощь в борьбе с голодом. Ещё большей оценки заслуживает тот факт, что, наконец, были восстановлены действительно дружеские отношения с этими странами. Я был уверен, что мы быстро получим формальное признание нашей независимости Великобританией и Соединёнными Штатами. Не сомневался я и в том, что финский народ сможет окончательно доказать свою готовность упорно и целенаправленно работать для восстановления нормальной экономической жизни и достижения общего благосостояния.

В своей речи я вновь коснулся вопроса о конституции и высказал мнение, что в современных условиях только она может предоставить правительству достаточный объем полномочий, который обеспечит сохранность государства и его мирное развитие. Кроме конституции, на повестке дня стоял и другой жизненно важный вопрос — формирование армии и её боеготовность. Необходимо было также довести до конца начатую земельную реформу и как можно быстрее ввести

всеобщее обязательное обучение.

Когда результаты выборов определились окончательно и все партии привыкли к новым членам парламента, началось формирование нового правительства. Чтобы добиться широкой коалиции, я поручил создание правительства центристу, кандидату юридических наук Каарло Кастрену, который считался прогрессивным деятелем. Я был не против включения в правительство социал-демократов, но они сами отказались войти в его состав. Социал-демократы настаивали на том, чтобы из новой коалиции были исключены правые партии, иначе ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Они были особенно раздражены тем, что формирование правительства не доверили министру образования бывшего кабинета профессору Сойнинену, который самовольно взял на себя полномочия по созданию правительства, — вот яркий пример того, что случалось в нашей парламентской жизни на первом этапе!

К сожалению, следует сказать, что большая часть финского народа не осознала значения освободительной борьбы и достигнутых нами успехов. Моё скрупулёзное отношение к юридическим вопросам освободительной войны и моё участие в их решении было совершенно не известно широким народным кругам. Весной 1918 года, будучи главнокомандующим, я был сторонником гуманной политики и возражал против того, чтобы все повстанцы без исключения помещались в концентрационные лагеря. Теперь же, на посту регента, я должен был эту политику проводить. 1 апреля 1919 года я издал указ о прекращении процессов по государственным преступлениям, а постановление, выпущенное в июне, объявляло всеобщую амнистию. В соответствии с этими указами были освобождены все участники мятежа, за исключением тех, кто был виновен в убийствах, поджогах и других тяжёлых преступлениях. Свою озабоченность положением политических заключённых я продемонстрировал ещё раз, когда в конце марта проинспектировал тюрьму в городе Таммисаари и приказал исправить некоторые имевшиеся там недостатки.

Буржуазное коалиционное правительство — кабинет Кастрена — было сформировано 17 апреля. Пост министра иностранных дел занял Рудольф Холсти, министром обороны остался генерал-майор Вальден, а выполнять тяжёлую обязанность по стабилизации финансовых проблем государства должен был действительный государственный советник Аугуст Рамзай. Представителем Аграрного союза в правительстве стал темпераментный писатель Сантери Алькио. После того как социал-демократы перешли в оппозицию, правительственные фракции стали обладать 60 процентами голосов в парламенте. Среди представителей фракции социал-демократов были и такие, которые требовали отставки регента, поскольку он не позаботился о том, чтобы их партия имела членство в правительстве.

Как показали парламентские выборы, Финляндия выполнила последние условия, которые выдвинули правительства Парижа и Лондона. Всё указывало на то, что наши усилия не пропали даром. 8 марта правительство Франции объявило, что посылает в нашу страну дипломатического представителя, — это решение было принято ещё до окончательного объявления результатов выборов. 22 марта министр иностранных дел Энкелль, находившийся на пути в Париж, получил сообщение из министерства иностранных дел Великобритании, в котором говорилось, что в Лондоне принято принципиальное решение о признании независимости Финляндии. Министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон особо подчеркнул, что Англия, выступив с таким заявлением, хотела укрепить положение главы государства до формирования нового парламента. Англия считала регента единственным, кто может авторитетно управлять государством. При посещении министерства иностранных дел Франции министр Энкелль узнал, что предложение о неучастии Финляндии и Польши в конференции на Принцевых островах исходило от президента Соединённых Штатов. Таким образом, президент Вильсон косвенно признал независимость Финляндии.

Казалось бы, это было благоприятным предзнаменованием, однако 23 апреля мы получили от нового министра иностранных дел Холсти сообщение, которое не могло нас не встревожить. Как заявил некий представитель государственного департамента США, Финляндия должна согласиться с тем, что её пограничные проблемы будут решаться на мирной конференции. Министр Холсти поддерживал эту точку зрения, но я сам, так же как и правительство, считал её неприемлемой, поэтому мы потребовали от Холсти сделать заявление, что Финляндия может принять юридическое признание своей независимости только при условии полной территориальной неприкосновенности государства. Наша непреклонность, конечно же, не прервала обсуждение этого вопроса, но, если бы мы уступили, события могли получить совершенно нежелаемое развитие.