Карл I Стюарт
Шрифт:
Любимым занятием Карла было покровительство искусству и коллекционирование. Он не жалел на это ни времени, ни средств, ни энергии. Карлом была создана одна из лучших в то время коллекций ренессансного искусства, в которой, по некоторым подсчетам, только картин было 1760. Карл и сам обладал прекрасным вкусом и легко отличал руку мастера от кисти учеников. Не случайно, для ведения переговоров с Англией в 1629 г. испанцы избрали П. П. Рубенса, который по заказу короля рисовал потолок в Уайтхолле (именно напротив этого здания в 1649 г. будет сооружен эшафот), у пуритан же такое покровительство католикам вызывало глубокие подозрения. С 1632 г. придворным живописцем Карла стал ученик Рубенса А. ван Дейк, создавший целую галерею королевских портретов. Многие из них семейные, на некоторых Карл в духе супружеской идиллии изображен за руку с Генриеттой-Марией, но для недовольных это служило лишним напоминанием, кем направляется королевская политика. Еще больше пуритан раздражала мода, завезенная из Франции и Италии - игра в маски. Карл и его королева, как раньше Яков I, сами принимали участие в изысканных пьесах, преисполненных символизмом. Появление в них королевской четы должно было символизировать восстановление порядка из хаоса - роль, которую приписывал себе Карл.
Однако дело не только в том, что при Карле изменилась придворная атмосфера. Важнее то, что своими качествами, как правитель, Карл резко отличался от своего предшественника. Он не был ученым и политическим мыслителем, как отец, но он не меньше его верил, что королевская власть от Бога. Методы же правления резко различались. Большинство исследователей придерживается мнения, что
20. См.: DURSTON Ch. Charles I. Lnd.
– N. Y. 1998, p. 5.
Воодушевление, с которым было воспринято в обществе новое царствование, было непродолжительным. Уже в первом парламенте, созванном летом 1625 г., начались трения с парламентариями. Возникновение этого конфликта в современной историографии связывается главным образом с внешней и военной политикой Карла I. Если Яков I тяготел к миролюбию и все последние годы своего правления избегал боевых действий (хотя повод для этого был существенный - его собственный зять Фридрих был лишен габсбургской коалицией своих владений), то его преемник немедленно вступил в войну с Испанией, и в октябре 1625 г. мощный флот (около 100 кораблей) был отправлен к испанским берегам для захвата Кадиса. Экспедиция, общее руководство которой осуществлял Бекингем, была безуспешной, и уже в ноябре при возвращении значительная часть кораблей погибла или получила серьезные дефекты вследствие шторма. Для тех, кто помнил подвиги Ф. Дрейка, было ясно: английский флот почти повторил судьбу испанской армады. Продолжая войну с Испанией, летом 1627 г. король вступил в войну с Францией. Хотя сам Карл I всегда говорил о себе как о защитнике протестантского дела, трудно сказать, насколько на него повлияли ухудшившиеся отношения с Генриеттой-Марией, давление Бекингема, стремившегося оградить Карла I от ее влияния, или то обстоятельство, что командир гугенотов в Ла Рошели герцог Субиз был его крестным отцом. Так или иначе, все три экспедиции в Ла Рошель (последняя - уже после убийства Бэкингэма осенью 1628 г.) закончились провалом.
Но именно эти войны побуждали Карла I требовать денег от парламента, и то, что уже первый парламент крайне неохотно реагировал на такое требование, вызвало раздражение короля. Второй парламент 1626 г. был сразу распущен Карлом I, когда в нем прозвучало требование судить Бекингема как главного виновника неудачи кадисской экспедиции. Тогда и прибегли к "принудительным займам", что оказалось действенной финансовой мерой, но вызвало протесты и обращение в суды. Тем не менее, подчеркивают историки, даже не жесткие финансовые и административные меры, как таковые, привели в 1629 г. к разрыву между Карлом I и его подданными. "Угрожающим в войнах Карла и превративших их в главный фактор для возникновения кризиса 1629 г., было то, что они полностью и очевидным образом оказались неудачными. Унижения при Кадисе и Ла Рошели оказали немедленное и разрушительное воздействие на мораль политической нации, которая не могла не видеть контраст по сравнению со славными военными экспедициями елизаветинского царствования" [21] . Такую же по сути мысль высказывал и Ч. Карлтон: "Рассматривать этот период как борьбу Карла с парламентами, значит читать историю вспять, от Великой Ремонстрации и гражданской войны; если что и было обузой для Карла в первые три года его царствования, то не парламенты, а военные экспедиции, сделавшие их неизбежными" [22] .
21. Ibid., p. 19.
22. CARLTON Ch. Op. cit., p. 60.
Другое отличие правления Карла от его предшественника проявилось в религиозной политике. Уже при Якове I в господствующей англиканской церкви противоборствовали два течения - арминианское и кальвинистское. Английские последователи голландского теолога Якоба Арминия, высказывавшего сомнение в идее божественного предопределения, обращали внимание на обрядовую сторону, стремились вернуть богослужениям пышность, яркость и красоту. Кальвинисты считали, что в таком случае доктрина и порядок богослужения ничем не будут отличаться от "папистского". В течение всего правления Яков I последовательно стремился не допускать перевеса какого-либо из этих течений и старался уравновесить их влияние в епископате. Напротив, Карл I и здесь оказался неспособным к проведению сбалансированной политики: уже в 1625 г. он прямо взял под покровительство арминианского проповедника Р. Монтегю, чей трактат вызвал критику пуритан в парламенте. Карл выдвигал на главные позиции в церкви арминианина У. Лода, в конце концов сделав его архиепископом Кэнтерберийским. Уже к 1629 г. во главе церковной иерархии находились исключительно арминиане, что породило глубокий конфликт между ними и подавляющим большинством английских кальвинистов. Стремясь заставить подданных разделять его религиозные убеждения, Карл вел дело к возникновению двух враждебных религиозных лагерей, совсем не намеревавшихся мириться друг с другом [23] .
23. Ibid., p. 20.
В течение десяти лет, вплоть до своей гибели в 1628 г., наиболее влиятельной политической фигурой в стране был Бекингем, и его близость к Карлу I была важнейшим фактором, предопределившим быстрое отчуждение между королем и подданными. Помимо подозрений в коррумпированности и склонности к католицизму ходили слухи, что герцог занимается черной магией, использует приворотные средства, позволяющие соблазнить любую женщину, и даже что именно он отравил Якова I. Впрочем, некоторые современные историки более лояльны к фавориту, чем большинство его современников: "Бекингем обладал всеми талантами: был красив, очарователен, держался с достоинством, был сообразителен, умел манипулировать королями и отдавал много времени государственным делам. Единственное, чего ему не хватало - это везения. Продлись экспедиция в Кадис на два дня дольше, англичане застали бы возвращающийся из Америки и груженый сокровищами испанский флот..., не попади десятипенсовый ножичек Фелтона в нужную точку и под нужным углом, царствование Карла могло сложиться иначе" [24] . Кроме того, пока Бекингем был жив, он "оттягивал" недовольство от королевской персоны на себя.
24. CARLTON Ch. Op. cit., p. 109.
Исследования историков-ревизионистов показали, что непреодолимых конфликтов между короной и парламентом до 1625 г. не было, да и сама роль парламента была невелика, депутаты "обслуживали" интересы своей местности и не стремились к расширению парламентских полномочий. По словам К. Рассела, искать объяснение неудачам Карла I исключительно в его отношениях с парламентом, значит принимать симптом за болезнь [25] . Историки же постревизионистского направления считали, что избиратели в графствах были вполне информированы о событиях в Лондоне, и отрицать роль парламентариев в нарождавшемся кризисе невозможно [26] . В отличие от Якова I, считавшего, что оппозиция - неизбежный элемент политической игры, а искусство правителя в том, чтобы преодолеть ее, Карл нетерпимо воспринимал любой признак несогласия, что до крайности сужало возможности для переговоров и компромисса. Ч. Карлтон, рисуя психологический портрет короля, подчеркивает, что оппозиция всегда воспринималась им как заговор злых и эгоистичных людей. В конституционном плане он считал, что, обладая правом созыва и роспуска парламента, он только сам может судить о том, что в деятельности последнего было добром и что злом. На уровне прагматическом он уверовал в то, что для блага многих имеет право преподносить урок кучке тех, кто сеет беды. На психологическом уровне, утверждает этот историк, Карлу I было присуще "проецирование", то есть перекладывание на противоположную сторону действий или мыслей, в которых он, осознанно или нет, винил себя. Именно его противники, а не он, толкали Англию к абсолютизму [27] . Это в известной мере объясняет отмеченную Дж. Моррилом черту: в 1640 - 1641 гг. не парламент, а именно король обвинял противников в намерении установить тиранию [28] . Карлу I было присуще то, что К. Рассел назвал "узким видением" (tunnel vision), и это, по мнению историка, лучше объясняет отношения короля с парламентом, чем конституционная теория. Придерживаясь определенных опасений, Карл I и не предполагал, что другая сторона может испытывать опасения иного рода, поэтому реакцию парламентариев он рассматривал так, будто последние разделяли его взгляды [29] . Он никогда не считал, что политика есть искусство возможного.
25. RUSSEL С Parliaments and English Politics 1621 - 1629. Oxford. 1979.
26. См.: COGSWELL Th. The Blessed Revolution: English Politics and the Coming of War 1621 - 4. Cambridge. 1989; Conflict in Early Stuart England. Lnd. 1989; CUST R. The Forced Loan and English Politics 1626 - 1628; HUDGES A. The Causes of the English Civil War. Lnd. 1991; SOMMERVILLE J. Op. cit.
27. CARLTON Ch. Op. cit., p. 83 - 84.
28. MORRILL J. S. Op. cit. Ch. 15. Charles I, Tyranny and the English Civil War.
29. RUSSEL С The Causes of the English Civil War, p. 195.
В литературе часто подчеркивалось, что среди эпизодов правления Карла I именно введение беспарламентского правления и последовавшие затем злоупотребления вели прежде всего к революции. Такой подход был подвергнут критике в ревизионистской историографии. Ч. Карлтон указывал, что "1630-е гг. неизбежно рассматривались в свете беспорядков 1640-х, сначала когда парламентарии, стремясь объяснить и оправдать свои попытки ограничить власть короны, занялись поиском так называемых "одиннадцати лет тирании", а потом когда историки искали в первой декаде царствования причины беспорядков следующей" [30] . Последние исследования заставляют по-новому взглянуть на многие аспекты британской истории этого периода. Прежде всего, в самом отсутствии парламента не было ничего исключительного: и при Якове I имели место долголетние перерывы в его деятельности; созыв парламента относился к королевской прерогативе. Финансовая политика была успешной, и государственная казна наполнилась; взымание штрафов за непринесение рыцарской присяги или пресловутых корабельных денег не выходило за рамки закона, и историки сегодня в принципе согласны, что сколь-нибудь значительного сопротивления корабельной подати не было вплоть до конца 1630-х годов. Уже в 1630 г. был восстановлен мир с Испанией и Францией, и современники, хорошо осведомленные об ужасах Тридцатилетней войны, видели в Англии остров благополучия. К тому же внешняя политика Карла тогда не выступала как претенциозная: кроме желания восстановить Палатинат в ней не видно было твердой направленности, и оно оказывало скромное влияние на ход международных дел [31] . Звездная палата не только преследовала кальвинистов, но и защищала их от несправедливых решений низших судов. Успешной была деятельность королевских министров: Уэстон вывел страну из финансового кризиса, а Уэнтворт навел порядок в Ирландии.
30. CARLTON Ch. Op. cit., p. 153.
31. Ibid., p. 169.
Однако эти успехи нельзя и преувеличивать. Так, К. Брайс приводит следующие данные. Главная цель Уэстона состояла в том, чтобы урезать королевские расходы. Содержание королевского хозяйства достигало 260 тыс. фунтов стерлингов в год, что составляло порядка 40% всех королевских доходов. Отчасти это объяснялось непропорциональными тратами. При короле находилось от 1800 до 2600 человек (вместе с их домочадцами это приближалось к населению таких городов, как Эксетер или Норич). Для короля дважды в день готовилось 24 мясных блюда. Затраты на ежедневный рацион позволяли содержать в течение года почти две тысячи человек! Здесь действительно было поле для сокращений: сокращение королевского рациона до размеров, сопоставимых с тем, что королевская семья и ближайшие к ней люди действительно могли употребить, позволило бы освободить для других целей 80 - 90 тыс. ф. стерлингов. Но реформа была слишком дорогой в политическом отношении. Многие королевские слуги считали своим правом получать дополнительный доход за счет королевской казны, питаясь или продавая излишки. Они были заинтересованы в том, чтобы система не изменялась. Уэстону удалось лишь немного снизить расходы, однако никакой структурной реформы королевских финансов проведено не было. То, что ко времени его смерти в 1635 г. корона стала платежеспособной, объяснялось в большей степени не сокращением расходов, а повышением таможенных доходов и поступлением денег за прерогативные права [32] .
32. В RICE K. The Early Stuarts. Bedford. 1994 (Ch. 7).
Фактически в вопросе о 1630-х годах в современной историографии сталкиваются две позиции: то ли английская нация действительно примирилась с тем направлением в политике, против которого ее представители отчаянно сражались еще несколько лет назад; то ли она по-прежнему находилась в оппозиции, но при отсутствии парламента не располагала средствами для выражения своего недовольства. Кто ближе к реальности, те историки, которые, как Ч. Карлтон, считают, что дневники и личные архивы того времени показывают, что в центре внимания были совсем не политические проблемы, а другие скандалы или культурные события, или же те исследователи, которые подчеркивают, как К. Дурстон, что если бы недовольства, в том числе религиозного, не было, то не устремились бы, фактически бросая все, в Америку тысячи людей? Да, соглашаются постревизионисты, перерывы в деятельности парламента имели место и раньше, но никто из предшественников Карла I не намеревался в принципе править без него и не заявлял об этом. Дж. Соммервиль пишет: "При Якове люди опасались за будущее, при его сыне их пугало настоящее. Конечно, по стандартам сегодняшнего дня его правление совсем не было тираническим. Он не был Гитлером. Почему же тогда его политика вызывала недовольство? Ответ в том, что с точки зрения сторонников антиабсолютистских теорий его правление было и в самом деле тираническим" [33] .
33. SOMMERVILLE J.P. Op. cit., p. 117.