Карма несказанных слов
Шрифт:
Но прежде он обязан сделать другое.
Он отпер дверь, зажег свет в кухне и, не раздеваясь, плеснул себе коньяку. И опять подумал, почему не звонит Ира.
Из страха? Ира боится, что он узнает про ее выходку с прибором и разведется с ней? Больше ей не грозит ничего. Конечно, из института придется уйти, к приборам с военной приемкой даже прикасаться нельзя, не то что развлекаться, подкладывая их кому-то в сейф. Но институт – не единственное место в Москве, где она может работать. Да и не слишком она мечтала работать.
Она боялась его, Дмитрия. Боялась его потерять. Ради него она способна
Ему вдруг открылось то, о чем он никогда не думал – Ира не нужна никому. Она очень красивая женщина, наверняка найдется много желающих провести с ней время, но едва ли есть человек, способный пойти ради нее на преступление.
Дмитрий Михайлович выключил свет и теперь сидел в полной темноте.
Он всегда старался не замечать недостатков жены, баловал ее, никогда не отказывал ей в недешевых и часто ненужных покупках, но и не шел у нее на поводу. Не позволил ей перестраивать дом, прекрасно понимая, что ничем, кроме желания превзойти соседей Демидовых, это не вызвано, а все разговоры о том, что им необходим третий этаж, чтобы не мешать Нонне, только предлог, к тому же не очень удачный: дом был просторным и ни в каких перестройках не нуждался. Он не хотел выглядеть смешным в глазах соседей. А почему, собственно? Какая ему разница, что скажут чужие люди, ну, пусть даже не совсем чужие? Получалось, что их мнение для него важнее мнения Ирины? Да, именно так. Ему небезразлично, что скажут Демидовы, и абсолютно все равно, что думает Ирина. А ведь нужен он именно ей, а вовсе не Демидовым.
И с завещанием Нонны. Почему он решил, что сестра распорядилась их семейными ценностями правильно? Они оба очень любили Лену, но опять-таки она чужой человек, а Ира – его жена. Нонна просто не имела права лишать ее желанных украшений, тем более что они принадлежали не только Нонне, но и ему, Дмитрию. Почему ему сразу не показалось, что решение сестры крайне несправедливо? Потому что Ира – не слишком приятный человек? Ну и что? Она его жена, она имеет право на все его имущество. И он должен отстаивать ее права. А он не отстаивал…
Он виноват перед Ирой в том, что мало заботился о ее душевном комфорте. Вернее, совсем не заботился. Может быть, разреши он тогда жене перестроить дом, она не копила бы в душе такую ненависть к Лене, что ради желания подставить ее пошла на преступление.
Он должен был заботиться об Ирине, но не заботился. Ему было безразлично, что ее волнует и о чем она мечтает. Он беспокоился только о том, чтобы она ему не изменяла. То есть о себе. О своем душевном спокойствии.
Дмитрий Михайлович слегка напрягся – ему почудились легкие шаги под окном. Сначала ему показалось, что это Лена, и он обрадовался, как будто с ее появлением сами собой уйдут мучительные мысли и все в его жизни станет прочным и надежным, как раньше.
Это оказалась не Лена, и он сразу понял свою ошибку. Но и появление этой женщины было лучше его мучительного одиночества.
Точеная фигурка, плохо различимая в темноте, приблизилась, безошибочно угадав, где он находится, и Дмитрий, протянув руки, прижал ее к себе.
За него все решила судьба.
– Все будет хорошо, – гладил он содрогающуюся в рыданиях жену, – все будет хорошо, Ирочка.
Он больше не сомневался. Он сам выбрал свою судьбу, и она решила за него. Судьба напомнила ему о его долге. Только один человек на свете целиком принадлежал ему и нуждался в его защите. Его жена. Больше он не нужен никому.
Он один во всем виноват, только он. Ему и отвечать.
Дмитрий Михайлович старался не смотреть на огни соседнего дома.
Июнь, 8, пятница
Наконец-то рискнув оставить тетю одну, Лена впервые поехала домой. Выбраться в Москву было не то что необходимо, но желательно: взять нужные вещи, какие-то мелочи, без которых трудно обходиться. Поехать с Сергеем она не успела: отвыкла подниматься рано – и поехала, как обычно, на электричке.
Уже пройдя арку, Лена увидела бредущую впереди Любочку. Соседка, обычно ходившая очень быстро и весело, почти вприпрыжку, сейчас почему-то еле плелась, и Лена даже засомневалась, она ли это. Это была Люба, но совершенно другая, будто постаревшая за то недолгое время, что они не виделись.
– Привет, – равнодушно произнесла соседка.
– Любаша, – опешила Лена, – что с тобой? Что случилось?
– Ты ведь знала, да? – все так же равнодушно спросила та.
Лена смотрела на нее с грустью и жалостью. Все стало ясно: кто-то рассказал несчастной про веселые похождения ее недалекого супруга.
– О чем? – на всякий случай спросила Лена.
– Про Толю? Знала ведь?
– Знала. Давай пойдем ко мне, поговорим, – Лена решительно взяла соседку за локоть и потащила к подъезду.
Люба не сопротивлялась. Она молча шла за Леной, молча разделась в прихожей, молча ждала, когда закипит чайник.
– Люба, – начала Лена, когда чай был разлит и конфеты лежали на столе, – это самое лучшее, что могло с тобой случиться. Это счастье, понимаешь? Счастье, а не горе. Он плохой человек. Ты бы обязательно это поняла, не сейчас, так через несколько лет. А могла бы и не понять, тогда еще хуже было бы.
– Почему плохой? Потому что к Тамарке ходит? Она красивая, лучше меня.
– Не болтай ерунды. Ты такая… – Лене трудно было описать излучающую радость и доброту Любочку, которую она знала раньше. Эта новая Любочка была совсем другой, бесцветной и замученной. – Ты солнечная вся, ты на фею похожа. А Тамарка обычная девка, таких на каждом углу десяток.
– Но Толик ведь ее выбрал, не меня.
– Толику твоему все равно, не с ней, так с другой бы путался. Пустой он человек. Пустой и ничтожный.
– Откуда ты знаешь, что он с любой бы путался? – внимательно глядя на Лену, спросила соседка. – Он что, к тебе приставал?
– Нет, – соврала Лена, – просто… видно же человека.
– Лен, почему ты мне не сказала? Про Тамарку?
– Я сама через это прошла, знаю, как это… тяжело. Не хотела тебя огорчать. Хотя, наверное, надо было сказать.
– Надо было. Если бы ты сказала, мне не так стыдно было бы. Надежда Сергеевна все намекала, намекала, а я не понимала, пока она прямо не сказала. – Глаза у Любы наполнились слезами, но она этого не заметила.
– А почему тебе должно быть стыдно? – разозлилась Лена. – Ты что, кого-то обманула, предала? Ты любила и верила, что здесь стыдного?