Карманный линкор. «Адмирал Шеер» в Атлантике
Шрифт:
Нельзя сказать, чтобы их положение было плохо, но все же далеко не идеально. Тех членов экипажа, которые находили удовольствие в войне, можно было пересчитать по пальцам. Остальные с гораздо большим удовольствием очутились бы дома с матерью, женой или возлюбленной. Человек, которому не понаслышке известно об ужасах современной войны, не так жаждет героизма, как штатский патриот, ничего не знающий об этом, хотя и он, когда наступает пора, из последних сил выполняет свой долг.
А тем временем матросы «Шеера» наслаждались мирными деньками и тихими ночами и от всей души надеялись, что война скоро кончится и они благополучно
Наконец мирный вечер подходил к концу, раздавалась трель боцманского свистка и крик, понятный только морякам, которые точно знали, что он означает: «Тушить свет!» Настало время для переклички и обхода. Осматривали весь корабль: над палубами, под палубами и между палубами. Потом приходил черед пленных, в том числе дам. Когда первый помощник заглядывал к ним с обходом, дамы спокойно играли в карты. И отвечая на его вопрос о том, как они поживают, неизменно называли его «мистер Грубер». К «мистеру» он привык не сразу, тем более что это неизменно вызывало ухмылку на лицах матросов, которая тут же исчезала, стоило Груберу повернуться, хотя он отлично знал, что они втихомолку ухмыляются.
Разумеется, иногда во время обхода он слышал просьбы. Однажды седовласый капитан «Порт Хобарта» спросил, не могли бы им принести шахматы.
— У нас нет свободного комплекта, — ответил Грубер. — Если только у кого-нибудь не найдется запасной. Может, вы сами сделаете себе шахматы? Я вам подыщу и подходящий нож, и деревяшку.
Конечно, не обходилось без традиционного вопроса о том, есть ли жалобы.
— Я боюсь, тут вы нам ничем помочь не можете, мистер Грубер, — однажды раздалось в ответ под общие смешки.
Не только немецкие матросы стремились поскорее вернуться домой.
Наконец-то после неимоверных усилий удалось устранить многочисленные повреждения «арадо», и механики при усердном сотрудничестве самого Пича, который надел рабочий комбинезон и взялся за работу наравне со всеми остальными, сотворили истинное чудо. Когда было сделано все возможное, учитывая доступные ресурсы, Пич доложил на мостик о том, что готов к вылету. Но капитан, осмотрев результат его трудов, выразил сомнение.
— Вы знаете, как нам нужен «арадо», — сказал он, — но, честно говоря, я не могу приказать вам подниматься на этом драндулете.
— Я готов взять всю ответственность на себя.
— Что ж, мне приятно видеть, что молодой офицер готов взять ответственность, но, по-моему, лучше уж я не дам вам сделать ничего безрассудного, чем буду вылавливать утонувших летчиков из воды. Такое впечатление, что ваш «арадо» держится на одних проволочках.
— Не так уж все плохо, господин капитан. Тем более надо узнать, может ли он летать. Если он не выдержит, вы всегда можете попросить, чтобы корабль снабжения доставил вам новый самолет. А я не буду его сильно напрягать. Даже если что-нибудь случится, в худшем случае отделаюсь синяками.
— Хорошо, Пич. Попробуйте. Но со всеми предосторожностями, прошу вас.
— Слушаюсь, господин капитан. Да и погода как на подбор.
И Пич радостно побежал к своему «корабельному попугаю», торопясь поднять его в воздух. Сила ветра составляла 1–2 балла, то есть море было спокойным. Кранке велел поставить «Шеер» против ветра и спустить все шлюпки на воду. По курсу, которым собирался лететь Пич, через каждые 100 метров стояла шлюпка, готовая при необходимости немедленно выловить его из воды. Пробный полет вызвал большой интерес и сдерживаемое волнение, и, когда о нем стало известно, все, кто оказался не занят, собрались у борта, чтобы не пропустить забаву. Все понимали, как рискует Пич, но он, наверно, знал, что делал, так что, возможно, шансы на успех были велики.
По знаку Пича сквозь перспекс фонаря кабины обслуживающий катапульту механик, чуть волнуясь, привел механизм в действие. К его тайному удивлению, «арадо» легко поднялся в воздух. Но потом он завилял, качаясь из стороны в сторону, словно пьяный, и нырнул вниз, чуть не разбился, но в последний момент выровнялся и в конце концов шлепнулся на воду, как выброшенная за борт корзина с углем. Во всяком случае, он держался на поверхности и, видимо, не получил серьезных повреждений, хотя последующий осмотр показал, что управление элеронами и рулем вышло из строя.
Устранив неисправность, через два дня Пич отважился на новую попытку при тех же мерах предосторожности. Помня, что случилось в первый раз, зрители обливались потом и чувствовали еще меньше уверенности в удачном исходе.
Однако «арадо» снова взлетел с катапульты и благополучно продолжал лететь. Наблюдатели выдохнули с облегчением и приготовились поверить в невероятное — несмотря на то что нетрадиционные способы ремонта увеличили аэродинамическое сопротивление и снизили скорость самолета примерно на 30 километров в час, он снова был в рабочем состоянии.
Компас был неисправен, но это не представляло большой проблемы: «Шеер» прошел по всем румбам, а Пич летел в кильватере, после чего показания компасов сравнили и составили таблицу отклонений, которая дала Пичу и его летчику-наблюдателю предусмотреть ошибки в показаниях компаса.
Единственный союзник «Адмирала Шеера» на просторах Атлантического океана был готов снова встать в строй — чего нельзя было сказать о Пиче и его помощниках в тот вечер, когда они отпраздновали свой триумф. Капитан знал о шумной вечеринке, но предпочел сделать вид, что ничего не случилось, хоть это и было против правил. В конце концов, такой успех заслуживал некоторого веселья, пусть даже излишне бурного.
Хотя «Шеер» время от времени менял курс, систематически прочесывая район, выбранный в качестве охотничьих угодий, Атлантический океан оставался пустынным, и ни единый клочок дыма или кончик мачты не показывался над горизонтом. Вполне возможно, что отсутствие судоходства объяснялось недавними предупреждениями и мерами, предпринятыми адмиралтейством по изменению традиционных морских маршрутов. Но отныне «арадо», вновь вставший в строй, значительно облегчал задачу «Шеера», поскольку для поисков стал доступен гораздо более обширный район.