Кармен (новеллы)
Шрифт:
Тут Маддалена начала громко рыдать, а два или три человека, способные при случае загубить христианскую душу так же хладнокровно, как куропатку, принялись утирать крупные слезы со своих загорелых щек.
Коломба несколько времени продолжала в том же роде, обращаясь то к покойнику, то к его семье, заставляя иногда посредством употребительной в надгробных ballata прозопопеи самого мертвеца утешать своих друзей или давать им советы. По мере того, как она импровизировала, ее лицо приняло восторженное выражение и покрылось легким румянцем, от которого еще резче выступили белизна ее зубов и огонь расширившихся зрачков. Это была
Внезапно слушатели встрепенулись, толпа расступилась, и вошло несколько посторонних. По уважению, какое им оказывали, по торопливости, с какою им сейчас же очистили место, было видно, что это важные лица и что их присутствие делало дому особую честь. Однако из уважения к ballata никто не сказал им ни слова. Первому из вошедших было лет сорок. По черному фраку, красной ленточке в петлице, по внушительному и уверенному виду в нем сразу можно было угадать префекта. За ним шел сгорбленный старик с желчным лицом; он плохо скрывал за зелеными очками свой боязливый и беспокойный взгляд. На нем был черный, слишком широкий для него фрак, хотя и совсем еще новый, но, очевидно, сделанный много лет назад. Он держался около префекта, и о нем можно было бы сказать, что он хочет спрятаться в его тени. После него вошли двое молодых людей высокого роста, с загорелыми лицами, со щеками, обросшими густыми бакенбардами, с гордыми, надменными глазами, выражавшими наглое любопытство. У Орсо было довольно времени, чтобы забыть лица людей своей деревни, но вид старика в зеленых очках тотчас же пробудил в нем старые воспоминания. Уже одно то, что старик держался все время около префекта, говорило о том, кто он. Это был адвокат Барричини, мэр Пьетранеры, пришедший вместе со своими двумя сыновьями, чтобы дать префекту случай послушать ballata. Трудно определить, что происходило в эту минуту в душе Орсо, но присутствие врага возбудило в нем какое-то отвращение, и он больше, чем когда-нибудь, почувствовал себя доступным для подозрений, с которыми долго боролся.
При виде человека, в смертельной ненависти к которому Коломба поклялась, подвижное лицо ее тотчас же приняло зловещее выражение. Она побледнела; ее голос стал хриплым, начатый стих замер у нее на устах… Но скоро она с новой силой возобновила свою ballata:
– Когда ястреб кричит над своим пустым гнездом, скворцы вьются вокруг, насмехаясь над его горем.
Тут послышался сдавленный смех; это смеялись только что пришедшие молодые люди, вероятно, найдя метафору слишком смелою.
– Ястреб проснется, он расправит крылья, он омочит клюв в крови. А ты, Карло Баттиста, – пусть твои друзья скажут тебе последнее прости. Довольно текли их слезы. Одна только бедная сирота не будет плакать. Зачем ей плакать о тебе? Ты уснул во цвете лет, среди своей семьи, готовый явиться перед Всемогущим. Сирота плачет о своем отце, застигнутом подлыми убийцами, пораженном в спину, – об отце, чья кровь краснеет под кучей зеленых листьев. Но она собрала его кровь – благородную и невинную кровь, она разлила ее по Пьетранере, чтобы она стала смертельным ядом. И Пьетранера будет заклеймена, пока виновная кровь не смоет следа невинной.
С этими словами Коломба упала на стул, спустила mezzaro на лицо и зарыдала. Женщины в слезах теснились вокруг импровизаторши. Многие из мужчин бросали свирепые взгляды на мэра и его сыновей, некоторые старики роптали на то, что они сюда пришли. Сын покойного протиснулся сквозь толпу и хотел просить мэра как можно скорее уйти, но тот не стал дожидаться этого предложения. Когда он добрался до двери, его сыновья были уже на улице. Префект сказал молодому Пьетри несколько слов соболезнования и почти тотчас же вышел вслед за ними. Орсо приблизился к сестре, взял ее за руку и увлек из залы.
– Проводите их, – сказал молодой Пьетри своим друзьям, – смотрите, чтобы с ними ничего не случилось!
Двое или трое молодых людей быстро сунули свои стилеты в левые рукава курток и проводили Орсо и его сестру до дверей их дома.
Глава 13
Задыхающаяся, измученная Коломба была не в состоянии вымолвить ни слова. Голова ее лежала на плече брата; она крепко сжимала ему руку. Несмотря на то что Орсо сердился на нее за конец ballata, он был слишком встревожен, чтобы сделать ей хотя бы малейший упрек. Он молча ждал конца ее нервного припадка, как вдруг отворилась дверь и перепуганная Саверия вошла и объявила: «Господин префект!» При этом возгласе Коломба, как бы стыдясь своей слабости, встала, опираясь на стул; видно было, как он дрожал под ее рукой.
Префект начал с нескольких банальных извинений за свой несвоевременный визит, выразил сочувствие синьоре Коломбо, упомянул об опасности сильного волнения, высказал порицание обычаю погребальных причитаний, заметил, что талант voceratrice усиливает мрак в душе присутствующих, и ловко ввернул легкий упрек содержанию последней импровизации. Потом, изменив тон, он сказал:
– Господин делла Реббиа, я должен передать вам множество приветствий от ваших английских друзей. Мисс Невиль кланяется синьоре Коломбе. У меня есть для вас от нее письмо.
– Письмо от мисс Невиль? – воскликнул Орсо.
– К несчастью, оно не со мной; но оно будет у вас через пять минут. Ее отец был болен. Одно время мы боялись, что он не выдержит наших ужасных лихорадок. К счастью, теперь он вне опасности, в чем вы убедитесь сами, так как, я думаю, вы скоро увидитесь с ним.
– Мисс Невиль, вероятно, очень беспокоилась?
– К счастью, она узнала об опасности, когда та была уже далека. Господин делла Реббиа, мисс Невиль много говорила мне о вас и о вашей сестре. – Орсо слегка поклонился. – Она очень расположена к вам обоим. Под внешностью, полной грации, под видимою ветреностью в ней кроется весьма здравый ум.
– Это прелестная особа, – сказал Орсо.
– Я здесь почти по ее просьбе. Никто не знает лучше меня роковой истории, о которой мне не хотелось бы напоминать вам. Так как господин Барричини все еще мэр Пьетранеры, а я префект департамента, то мне не нужно говорить вам, как я смотрю на известные подозрения, которые, если справедливо то, что мне передавали, внушали вам некоторые неблагоразумные лица и которые вы, как мне известно, отвергли с негодованием, какого и следовало ожидать от вашего звания и нрава.
– Коломба, – сказал Орсо и задвигался на стуле, – ты устала. Пойди ляг.
Коломба отрицательно покачала головой. Она успела принять свой обычный, спокойный вид, не отводя, однако, горящих глаз от префекта.
– Господин Барричини, – продолжал префект, – стремится прекратить эту, как бы сказать, вражду… то есть это неопределенное положение, в каком вы оба находитесь. Что касается меня, то я буду в восторге, если между вами возникнут отношения, какие должны быть между людьми, созданными, чтобы уважать друг друга.