Кармен (новеллы)

Мериме Проспер

– А! Орс Антон! Добро пожаловать! – сказал старший. – Как, вы не узнаете меня?

– Нет, – сказал Орсо, всматриваясь в него.

– Потеха просто, как борода и островерхая шапка меняют человека! Ну, поручик, посмотрите-ка хорошенько. Или вы забыли старых ватерлооских товарищей? Разве вы не помните Брандо Савелли? Не один патрон скусил он около вас в этот несчастный день.

– Как! Это ты? – сказал Орсо. – Ты ведь дезертировал в тысяча восемьсот шестнадцатом году?

– Так точно, поручик. Надоедает, знаете, служба; ну и счет один мне нужно было свести в этой стране. А, Кили! Ты молодец, девчонка. Давай скорее, мы есть хотим. Вы, поручик, понятия не имеете, какой бывает аппетит в маки. Кто нам это прислал, синьора Коломба или мэр?

– Нет, дядя, это мельничиха дала мне для вас вот это, а для мамы одеяло.

– Чего ей от меня нужно?

– Она говорит, что луккские дровосеки, которых она наняла расчищать участок, просят с нее тридцать пять су на ее каштанах, потому что в Пьетранере лихорадка.

– Лентяи! Я проверю… Не церемоньтесь, поручик; не хотите ли пообедать с нами? Мы обедывали вместе и похуже во времена нашего бедного земляка, которому дали отставку.

– Спасибо. Мне тоже дали отставку.

– Да, я слышал об этом; но бьюсь об заклад, что вы не очень этим огорчены… Ну, патер, – сказал бандит товарищу, – за стол. Синьор Орсо, позвольте представить вам патера; то есть я не знаю наверно, патер ли он, но он ученый, как патер.

– Бедный студент-богослов, которому помешали следовать своему призванию, – сказал другой бандит. – Как знать, Брандолаччо? Я мог бы быть папой…

– Какая же причина лишила церковь ваших познаний? – спросил Орсо.

– Пустяки. Счет, который нужно было свести, как говорит мой друг Брандолаччо: одна моя сестра наделала глупостей, покуда я зубрил в Пизанском университете. Мне нужно было возвратиться на родину, чтобы выдать ее замуж, но жених поспешил умереть за три дня до моего приезда. Я обратился тогда, как вы бы и сами сделали на моем месте, к брату умершего. Мне говорят, что он женат. Что делать?

– В самом деле, затруднительное положение. Как же вы поступили?

– В таких случаях нужно прибегать к ружейному кремню [32] .

– То есть вы…

– Я влепил ему пулю в лоб, – холодно сказал бандит.

Орсо содрогнулся. Однако любопытство, а также, может быть, желание оттянуть время возвращения домой заставили его остаться на месте и продолжать разговор с этими двумя людьми, у каждого из которых было по крайней мере по убийству на совести.

Пока товарищ говорил, Брандолаччо положил перед ним кусок хлеба и мяса; потом он взял сам; потом оделил своего пса Бруско, которого он отрекомендовал как существо, одаренное удивительным инстинктом узнавать стрелков, как бы они ни переоделись. Наконец он отрезал ломтик хлеба и кусочек сырой ветчины и дал племяннице.

32

La scaglia – очень употребительное выражение. (Прим. авт.)

– Хороша жизнь бандита! – воскликнул студент-богослов, съев несколько кусков. – Вы, милостивый государь, может быть, когда-нибудь изведаете ее, и тогда вы увидите, как отрадно не знать над собой иной власти, кроме своей прихоти. – Тут бандит, говоривший до сих пор по-итальянски, продолжал по-французски: – Корсика для молодого человека страна не очень веселая, но для бандита – совсем другое дело! Женщины от нас с ума сходят. У меня, например, три любовницы в трех разных кантонах. Я везде у себя дома. И одна из них – жена жандарма.

– Вы хорошо знаете языки, милостивый государь, – серьезно сказал Орсо.

– Если я заговорил по-французски, то это, видите ли, потому, что maxima debetur pueris reverentia [33] . Мы с Брандолаччо хотим, чтобы девочка вела себя хорошо и шла прямой дорогой.

– Когда ей будет пятнадцать лет, я выдам ее замуж, – сказал дядя Килины. – У меня есть уже в виду и жених.

– Ты сам будешь сватать? – спросил Орсо.

– Конечно. Вы думаете, что если я скажу какому-нибудь здешнему богачу: мне, Брандо Савелли, было бы приятно видеть Микелину Савелли за вашим сыном, – вы думаете, что он заставит тащить себя за уши?

33

При детях надо вести себя особенно прилично (лат.).

– Я бы ему этого не посоветовал, – сказал другой бандит. – У товарища рука тяжеленька: он сумеет заставить себя слушаться.

– Если бы я был, – продолжал Брандолаччо, – плутом, канальей, вымогателем, мне стоило бы только открыть свою сумку, и пятифранковики посыпались бы дождем.

– В твоей сумке есть что-нибудь привлекающее их? – спросил Орсо.

– Ничего нет; но напиши я какому-нибудь богачу, как делают некоторые: мне нужно сто франков – он сейчас же пришлет мне их. Но я честный человек, поручик.

– Знаете ли, синьор делла Реббиа, – сказал бандит, которого товарищ называл патером, – знаете ли вы, что в этой стране, где живут простодушные люди, все-таки есть мерзавцы, извлекающие выгоду из того уважения, которое мы внушаем нашими паспортами (он указал на свое ружье), и добывающие векселя, подделывая нашу подпись?

– Я это знаю, – отрывисто сказал Орсо, – но какие векселя?

– Полгода тому назад я прогуливался недалеко от Ореццы; подходит ко мне какой-то мужик, издали снимает шапку и говорит: «Ах, господин патер, – они все меня так зовут, – простите меня. Дайте мне срок: я мог найти только пятьдесят пять франков, но, право, это все, что я мог собрать». Я в совершенном изумлении говорю ему: «Что это значит, бездельник? Какие пятьдесят пять франков?» – «Я хочу сказать, шестьдесят пять, – ответил он мне, – но дать сто, как вы просите, невозможно». – «Как, негодяй? Я прошу у тебя сто франков? Да я тебя не знаю!» Тогда он подает мне письмо или, скорее, грязный клочок, в котором ему предлагают положить в указанном месте сто франков, грозя, что в противном случае Джоканто Кастрикони – это мое имя – сожжет его дом и перебьет у него коров. И имели наглость подделать мою подпись! Что меня взбесило больше всего, так это то, что письмо было полно орфографических ошибок; я – и орфографические ошибки! Я, получавший в университете все награды! Я начал с того, что дал мужику такую затрещину, что он два раза перевернулся. «А, ты считаешь меня за вора, мерзавец этакий!» – говорю ему и даю здорового пинка ногой… знаете куда. Сорвал зло и говорю ему: «Когда ты должен отнести эти деньги в назначенное место?» – «Сегодня же». – «Ладно, неси!» Положить надо было под сосной; место было точно указано. Он несет деньги, зарывает их под деревом и возвращается ко мне. Я засел неподалеку. Я провел с этим человеком шесть томительных часов. Синьор делла Реббиа, если бы было нужно, я просидел бы там трое суток. Через шесть часов является bastiaccio [34] , подлый вымогатель. Он наклоняется за деньгами; я стреляю; и я так хорошо прицелился, что он, падая, уткнулся головой прямо в деньги, которые выкапывал. «Теперь, болван, – говорю я мужику, – бери свои деньги и не вздумай еще когда-нибудь подозревать Джоканто Кастрикони в низости». Бедняга, дрожа, подобрал свои шестьдесят пять франков и даже не потрудился их вытереть; он благодарит меня, я прибавляю ему на прощание пинок, и он убегает.

34

Корсиканцы, живущие в горах, презирают жителей Бастии и не считают их земляками. Они никогда не говорят о них bastiese, а всегда bastiaccio; известно, что окончание accio обычно употребляется в презрительном смысле. (Прим. авт.)

– Ах, патер! – сказал Брандолаччо. – Я завидую такому выстрелу. Воображаю, как ты смеялся!

– Я попал bastiaccio в висок, – продолжал бандит, – это напоминает мне стихи Вергилия:

…Liquefacto tempora plumbo

Diffidit, ac muita porrectum extendit arena [35] .

Liquefacto! Верите ли вы, синьор Орсо, что свинцовая пуля расплавляется от быстроты своего полета в воздухе! Вы учились баллистике и, наверно, должны сказать мне: правда это или заблуждение?

35

Он рассек ему расплавленным свинцом висок и распростер на песке (лат.).

Орсо предпочитал разобрать этот вопрос из физики, чем спорить с лиценциатом о нравственности его поступков. Брандолаччо, которого совсем не занимало это научное рассуждение, прервал его замечанием, что солнце скоро сядет.

– Так как вы, Орс Антон, не захотели обедать с нами, то я советую вам не заставлять ждать себя синьору Коломбу. Да и не всегда хорошо… бегать по дорогам, когда солнце село. Однако зачем вы ходите без ружья! В этих местах есть дурные люди, берегитесь! Сегодня вам нечего бояться. Барричини везут к себе префекта; они перехватили его по дороге, и он остановится на один день в Пьетранере, он едет в Корте «закладывать первый камень», как они это называют… Чепуха! Сегодня он ночует у Барричини, но завтра они будут свободны. Один – Винчентелло, негодный повеса, другой – Орландуччо, который нисколько не лучше. Постарайтесь застать их не вместе, сегодня одного, завтра другого; но предупреждаю, будьте осторожны.