Карнавал разрушения
Шрифт:
Эти ослепительные вспышки не так бьют в глаза, ибо окна очень уж грязные, но все равно озадачивают. Кажется, будто дни и ночи молниеносно сменяют друг друга с каждой вспышкой, и комната вместе с обитателями несется в будущее на всех парах.
«Почему бы и нет? — спросила она себя. Мы все — рекруты в оракулы, оракулы для амбициозных существ, если Дэвид был прав».
Комната также освещена и изнутри — единственной электрической лампочкой, чей свет, прежде белый, теперь приобрел желтый оттенок. Ни мгновенная смена дня и ночи, ни свет лампочки не дают достаточной яркости, чтобы исчезла целая
Студенты Лидиарда должны были видеть его изображение так же, как сейчас его видит Мандорла: усталый, измученный человек, руки так скрючены артритом, что едва могут удерживать ручку. Должно быть, он казался им чужаком, далеким от их образа мышления и чувств.
— Есть три пути, — информирует их изображение Лидиарда. — Ваш путь, я думаю, самый простой. Путь Лидиарда — самый сложный.
— Каков же третий? — спрашивает Глиняный Монстр.
— Ваша роль состоит в том, чтобы предвидеть будущее человечества, — вещает персона за столом, игнорируя вопрос.
Глиняный Монстр не унимается. — Если все это — больше, чем просто сон, где мы находимся и кем мы стали? Наши души выхватили из тел? Оставили ли мы наши тела позади, спящими или мертвыми, когда сдались ангелам?
— Эта тема не так уж и проста, — холодно отвечает двойник Лидиарда. — Умы не так просто отделить от их материальной оболочки, и вы не можете взять и оставить свое тело лежать без сознания. Вы оба прошли через своего рода метаморфозу, более мощную, нежели обычное превращение вервольфов. Вас вынули из мира трех измерений в мир многих измерений, где обитают ангелы. Вы не стали ангелами, но стали созданиями, которые сосуществуют с ангелами. Ваш опыт перевели в состояние, которое соответствует вашим чувствам. У нас нет иной альтернативы, кроме как создавать фальшивые зрительные и слуховые образы, хотя этот процесс связан с вовлечением большого количества искажений. Нет иного способа описать то, что вы должны сделать, кроме как вызвать своего рода сон, но не такой уж нереальный. Подобно другим видам снов, он может быть искажен вашими страхами и надеждами, но и сквозь них вы в состоянии разглядеть истину.
— Кто ты? — спросила Мандорла. — Почему явился нам в виде того, кем на самом деле не являешься? Если ты — один из ангелов, почему не показываешь собственное лицо?
Черты Лидиарда мгновенно смешались, и на смену им пришло изображение Глиняного Монстра.
— У ангелов нет собственных лиц, — изрек двойник Глиняного Монстра. — У меня есть другая маска, которую вы можете вспомнить и узнать, но и она — не моя собственная. Вы знаете, кто я.
— Махалалел, — немедленно отозвался Глиняный Монстр. — Ты Махалалел, вернувшийся из мертвых, чтобы начать создание новых химер на заре времен.
— Я Махалалел, — соглашается двойник.
— Если ты ожидаешь нашей благодарности, — ядовито процедила Мандорла, — тебя ждет разочарование. Думаешь, мы что-то тебе должны за дар жизни? Это было сомнительное благословение, смею тебя заверить.
Махалалел выдавил кривую усмешку. — Это я перед вами в долгу, — печально проронил он. — Но я все же прошу у вас кое-что еще, ничего
— Мы больше не твои дети, — произносит Глиняный Монстр нейтральным голосом. — И не твои создания, и не твои рабы. Мы уже давно вышли в путь на поиск наших собственных амбиций.
— Вы изменились, — вещает двойник. — Но вы именно те, кем я вас создал. Ты, Глиняный Монстр, всегда был моими глазами и моим пониманием. Через тебя я многому научился.
— Пелорус был твоей волей, — замечает Глиняный Монстр. — Но его здесь нет.
— Пелорус был и остается моей волей, — соглашается Махалалел. — У него тоже есть своя роль в этом действе.
— Если Глиняный Монстр — твои глаза и твое понимание, а Пелорус — твоя воля, то кто же я? — спрашивает Мандорла.
Махалалел улыбается, но не иронично, и отвечает: — Ты — мое сердце.
Вначале все, что чувствует Анатоль — лишь боль, которая заполнила его и овладела им полностью, выкручивая его из его истинной формы и истинной личности. У него нет рта, чтобы закричать, нет конечностей, чтобы биться, он никак не может отреагировать на невыносимую муку. Не может потерять сознание и не может умереть.
Это своего рода Ад, но это еще не конечный пункт его безумного путешествия. Он это понимает: знает, что это правда. Это знание помогает справиться с испытанием.
Наконец, ангел-хранитель Анатоля снова окутывает его своими невидимыми крыльями; это искусство смягчает боль. Он не говорит с Анатолем, но забирает его и обращается с ним нежно и очень безопасно. Анатоль понимает, что он не проклят и не обречен, и вовсе не одинок. Ему дарована мирная передышка, дабы он мог собраться, выстроить мысли в порядке. Он начинает работу по приспособлению себя к новому существованию в виде призрака внутри стен мира: фантом, сотканный из искажений ткани пространства.
Пока длится мирная интерлюдия, у Анатоля есть время установить возможный контакт с товарищами. Он не может ни видеть, ни касаться их, но ему под силу «слышать» их вербализованные и сфокусированные мысли — а также передавать им свои собственные. Ни одному из них не дано спектральных тел, нет у них и почвы, на которой можно было бы стоять, их способность видеть базируется на иных свойствах. Новое зрение Анатоля волшебное по сути своей и по эффекту, но нельзя сказать, чтобы оно было совсем уж ему незнакомо. В своих снах он обладал похожими качествами.
— Не бойся, — говорит ему Геката. — Раньше мы уже проделывали подобное, Лидиард и я. Знаю, это больно, но ведь и экстаз тоже присутствует. Просветление приносит ликование.
— Этот оракул отличается от другого, — задумчиво произносит Лидиард. — Но боль, которую мы ощущаем, сменится более приятным возбуждением, и в одном мы должны быть совершенно уверены — ангелы сделают все возможное, лишь бы сохранить нас живыми и невредимыми. Самое сильное их желание — чтобы мы могли видеть, понимать и объяснять то, что к чему их зрение откроет нам доступ. Они отчаянно нуждаются — или, по крайней мере, страстно желают обнаружить нечто.