Карнавал
Шрифт:
31
Большинство людей не выдерживают предельной моральной нагрузки. Это простительно, потому что большинство людей больны: одни моральным сколиозом, другие – моральной недостаточностью.
Одноклеточная вышла из машины и остановилась, чтобы послушать тишину. Тишину и звучание падающих сосновых игл – медленный-медленный дождь – только падая и сталкиваясь на лету с другими, еще живыми иглами, игла звучала – будто прощаясь, на землю иглы падали беззвучно.
У крыльца она встретила уродливую маленькую женщину без подбородка. Сделав незапоминающееся выражение лица, она легко прошла сквозь неплотное облако внимания маленькой женщины.
Она поднялась на крыльцо. Дверь была приоткрыта. Прекрасно, значит ее уже ждут.
Она вошла.
– Вы заблудились? – спросил доктор Д.
– Я заблудилась, да, – сказала Одноклеточная, – у меня кончился бензин, я очень замерзла. Я зашла, чтобы согреться.
– Я могу заварить кофе, – сказал доктор Д.
– Не нужно, достаточно только свечи.
Доктор Д. очень удивился.
– Почему вы сказали о свече?
– Вы верите в Бога?
– Да.
– Бог играет сонату нашей жизни на клавишах случайных совпадений, – ответила Одноклеточная. – Но нужно иметь божественный слух, чтобы за отдельными звуками услышать мелодию. Я заблудилась в лесу и у меня не было спичек, чтобы развести костер. Я так замерзла, согрей меня.
– Ты не заблудилась, ты пришла куда нужно, – ответил доктор Д. и добавил: – У меня тоже кончились спички, но одна осталась, чтобы зажечь свечу.
– Я так люблю вечерние комнаты при свечах, особенно, если рядом ты, – ответила Одноклеточная. – Дай мне твою руку.
Доктор Д. подал руку.
– Теперь я действительно верю в Бога, – сказал он.
– Вот и напрасно, – ответила Одноклеточная.
Она потянула руку на себя, затем резким движением сломала доктору большой палец. Она совершенно не чувствовала жалости.
Доктор Д. закричал и присел на корточки. Одной рукой он ухватился за край стола, но рука соскользнула, и доктор свалился на пол.
– Теперь, – сказала Одноклеточная, – дай мне вторую руку.
– Нет!
– Ладно, я могу и нагнуться, – она нагнулась и сломала доктору палец на левой руке.
Теперь этот человек не сможет оперировать. Теперь у нее в запасе было шесть недель времени.
Доктор лежал на полу и стонал. Пол был из очень старого некрашенного дуба; мягкие комнатные тапочки за десятилетия протерли пол не хуже наждака; когда-то глубоко вбитые гвозди теперь приподнимались над поверхностью наподобие подосиновиков, пробивающихся из-под земли.
– Какой у тебя интересный дом, доктор, – сказала Одноклеточная. – Ему не меньше сотни лет. Дом твой?
– Да.
– Очень интересно. Такой дом простоит еще сто лет, такой дом стоит дорого. Где ты его взял?
– Когда-то это была дача, потом хозяева уехали за границу.
– Понятно, – сказала Одноклеточная, – это ты расскажешь позже, если успеешь. А теперь встань, я не хочу бить лежачего.
Доктор Д. остался лежать.
– Встань, сядь и положи руки на стол, – приказала Одноклеточная. Тон ее голоса не позволял не подчиниться.
– Я ни в чем не виноват, – сказал доктор Д., – вы не туда попали.
– Нет, я люблю вечерние комнаты при свечах. Где у тебя свечи? Ага.
Она зажгла свечу и поставила ее на столик, предварительно покапав воском. Стол тоже был дубовым.
– Теперь, – сказала Одноклеточная, – ты можешь покаяться в своих грехах. Времени у тебя немного. Я сумасшедшая, которая сбежала из психиатрической клиники. Я убила санитара и еще несколько человек. Скоро я убью тебя. Ты знаешь, как называется моя болезнь?
– Нет.
– А доктора Листа знаешь?
Доктор Д. взглянул на лабораторный журнал.
– Да, ты его знаешь, – сказала Одноклеточная, – это его журнал. И он проделал операцию на человеке. Я и есть тот самый человек.
– Тот самый человек?
– Скорее машина для убийства, а не человек. Этого доктор Лист предусмотреть не мог.
– Но я ни в чем не виноват!
– Конечно, не виноват. Но именно поэтому ты и умрешь. Когда умирают виновные, это неинтересно. Говори свои последние слова и радуйся, что умер в такой красивый вечер, при свете свечи.
– Я… – сказал доктор Д., – я всегда был слабым, слишком слабым. На прошлой неделе один из подчиненных рассказал очень неприличную историю о девочке, которая умерла от лейкемии. Мне было неприятно слушать, но я смеялся вместе со всеми. С тех пор меня преследует ощущение вины. Та девочка мне всегда нравилась, мне всегда было ее жаль, но когда рассказывали, я смеялся.
– Продолжай, – сказала Одноклеточная.
– Но мне не в чем каяться. Единственный грех – это моя слабость.
– Плюс то, к чему эта слабость привела. Ты знаешь, чем определяется качество человека?
– Чем?
– Теми поступками, которые он не совершит ни при каких обстоятельствах. Ты же способен на все.
– Разве?
– Расскажи о том, как ты получил этот дом.
– Но это было очень давно.
– Тогда я освежу твою память.
– Я скажу сам. Эту дачу мне подарили за одну услугу. Те люди были богаты и уезжали за границу, они же не могли взять дачу с собой.
– Они могли ее продать.
– У них не было времени.
– И ты оказал им услугу. Рассказывай.
– Я попытался спасти их сына.