Карнавальная ночь
Шрифт:
Раймон вскочил, позабыв о ране.
Миг спустя братья были в объятьях друг друга, а маленький Ролан в удивлении играл на коленях крупной седовласой женщины, которая говорила ему:
– Люби меня хорошенько, дитятко мое славное, я твоя тетка и крестная.
Гийом де Клар, который скрывался и думал тайком добраться до Пьемонта через Савойю, обнаружил той ночью заставы на всех дорогах. Он тоже был ранен. Не случайно он постучался в дверь Раймона.
Повторяю: братья любили друг друга, и в груди каждого билось благородное сердце. Гийом обрел убежище
Тереза, молодая герцогиня де Клар, с первого же взгляда завоевала расположение леди Стюарт. Не знаю, смогла бы она блистать в салоне в нашем предместье Сен-Жермен, не поручусь, что нет; ибо эта простота, эта независимая грация везде к месту; но там, в своей роли гостеприимной хозяйки, Тереза была очаровательна до такой степени, что смилостивился даже ее деверь. Хартуэлльский царедворец не мог противиться чувству восхищения и любви, которое внушало всем это дивное создание, нежное и величавое, как образ Пресвятой Девы с Младенцем на руках.
Но женщины, способные живо чувствовать, надолго сохраняют свои первые впечатления. Тереза запомнила первый взгляд Гийома, когда тот вошел в своей крестьянской куртке. Этот взгляд обдал холодом ее сердце. Тереза уважала Гийома, брата своего горячо любимого мужа, она была с ним услужлива, предупредительна, ласкова, но неясный страх перед ним жил в ней.
В Раймоне было больше от воина, в Гийоме – от вельможи; генерал-роялист всем видом своим как бы молча попрекал Терезу ее деревенским воспитанием и низким происхождением.
У жителей Дофине горячая кровь и упрямые головы. Политические страсти там быстро вспыхивают и с трудом унимаются. Со дня возвращения Наполеона царило глухое брожение: два переворота один за одним на протяжении двух месяцев подпитали личные разлады яростной политической распрей.
К середине второго месяца Ста Дней начали появляться вооруженные шайки; для одних это были банды головорезов, для других – авангарды верных батальонов; в политике также нередки двойные крестины. Сперва стычки происходили то в одной, то в другой деревушке, потом понеслись слухи о жандармах, убитых из засады в ущелье, а один отряд новобранцев, маршировавший ночью в сторону Высоких Альп, был почти начисто перебит в конце апреля на левом берегу Изера.
В одну из первых майских ночей, это очень важное событие моей истории, многочисленный отряд перешел савойскую границу, якобы преследуя контрабандистов, и напал на склад пехотного полка, стоявшего в Поншара. Там завязался кровопролитный бой и полегло великое множество солдат. Эти так называемые «контрабандисты» были отброшены, но они подожгли городок с четырех концов, и он пылал потом целую неделю. Лишь несколько домов остались стоять тут и там вокруг закопченной церкви; мэрия и все муниципальные реестры были уничтожены.
Генерал Раймон, герцог де Клар, отмечал свою женитьбу именно в мэрии Поншара. Там же был в свое время занесен в метрическую книгу его сын.
А так как утрата книг встревожила Терезу, Раймон сказал ей, держа за руку Гийома:
– У нас в замке есть выписки, дорогая моя жена, и нет ничего проще уладить подобную неприятность. Как только поправлюсь, съезжу ради этого в Гренобль.
– Кроме того, – добавил, улыбаясь, Гийом, – здесь сейчас присутствуют все последние представители дома де Клар: Раймон, моя тетка Роланда и я. Ни тетка, ни я не отнимем наследства у моего племянника, госпожа сестрица!
Улыбка генерала-роялиста согрела душу Терезы, но леди Стюарт еще подбодрила ее, добавив:
– Я отвечаю за моего племянника Гийома как за самое себя, но надо, чтобы дела велись строго по закону. Неровен час, и неисповедимы пути Господни. Герцог, мы все поедем в Гренобль, как только наступит благоприятное время, и выступим свидетелями.
Но благоприятному времени так и не суждено было наступить.
К концу все того же мая месяца братья распрощались. Гийом де Клар поправился; фортуна, казалось, вновь поворачивалась лицом к Бурбонам, а Гийом вовсе не хотел оставаться в бездействии, когда решался исход борьбы. Он уехал. За ним последовала и леди Стюарт.
Когда герцог и его молодая жена снова оказались одни в большой гостиной замка, Тереза заплакала.
– Ты за них переживаешь? – спросил Раймон.
– Они отправились воевать с нами… – отвечала Тереза.
– Это беда всех гражданских войн, – сказал герцог, – но прошу тебя, Тереза, скажи мне, что ты их любишь.
– Я люблю леди Стюарт, – совсем тихо сказала молодая герцогиня, – и она меня любит.
– А разве брат мой Гийом тебя не любит?
– Не знаю… – сказала она после долгого молчания. Потом добавила, закрыв лицо руками:
– Если б нашего маленького Ролана не было в живых, господин Гийом (она сделала ударение на слово «господин») унаследовал бы все владения и титулы дома де Клар!
Ударили и умолкли пушки Ватерлоо. Император стал пленником Англии.
В последние дни сражений герцог Раймон, столь слабый после ранения, что едва мог держаться в седле, надел ратный мундир, чтобы возглавить отряд добровольцев. Он был захвачен с оружием в руках и доставлен в Гренобль, где заседал военный трибунал.
Тереза была в городе вместе с сыном, но так и не удостоилась разрешения навестить мужа в тюрьме.
Чрезвычайные трибуналы везде и всегда ведут себя одинаково. Герцог Раймон, как и многие другие, присягнул королю Людовику Восемнадцатому перед Ста Днями. Он был приведен к полевому суду по обвинению в государственной измене.
Накануне дня, когда его должны были судить, тот же крестьянин, что давеча стучался в ворота замка Но-Фаба, пришел к нему в камеру. Как бы ни были суровы законы, нет таких замков, которые не открывало бы золото.
Братья оставались наедине полчаса. Гийом де Клар унес бумажник Раймона, где лежали все фамильные грамоты.