Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
— Да. Но если вы не хотите, чтобы я туда заходила то почему не оставите ключ себе?
Он некоторое время молчал, плотно сжав губы, а потом сказал:
— Пусть хранится у тебя. Так будет лучше.
— Лучше для кого, милорд?
— Для меня, — ответил он коротко.
Я не решилась расспрашивать дальше, но муж, видимо, посчитав, что был со мной слишком резок, сказал уже мягче:
— Это важно для меня, просто прими на веру.
— Не волнуйтесь, я не подведу вас, милорд.
— Надеюсь на это, — он положил ключ на
— Да, — опять ответила я.
— Я рад, что мы поняли друг друга, — сказал граф.
— И я рада, — сказала я, прежде чем он ушел, оставив меня у хрустального окна и дверей потаенной комнаты.
Цепочку я надела на шею и спрятала ключ на груди, под рубашкой.
39
Граф уехал на следующий же день, и обругал меня, когда я вышла проводить его.
— Зачем ты поднялась в такую рань? Иди, досыпай! — он уже готовился выйти на улицу, и Пепе почтительно помогал своему господину надеть плащ.
— Я приготовила вам кое-что в дорогу…
— Что приготовила? — спросил он, не скрывая раздражения. Он торопился, и я ему мешала.
— Две свежие рубашки и немного еды, — я протянула мягкую дорожную сумку и сундучок, в который еще вчера положила галеты, вяленое мясо, сладкие сухари с ванилью из запасов Барбетты. — Вы не сказали, насколько уезжаете…
Граф заметно смягчился:
— Пепе, возьми у нее все и брось в карету.
Когда слуга взял у меня сумку и сундучок, и вышел, а муж шагнул ко мне:
— Не стоило беспокойства, Бланш. Но все равно спасибо, — он взял меня за подбородок и поцеловал, легко коснувшись своими губами моих губ.
Снаружи что-то стукнуло, и граф поспешил вон, набрасывая меховой капюшон, а я осталась стоять в грязной маленькой прихожей графского замка и только и смогла, что коснуться пальцами пылающих губ.
Де Конмор отсутствовал неделю. За это время Пепе приезжал пару раз, забегал в комнату графа, что-то брал там, и снова уезжал. В первый раз я не успела ничего приготовить, но во второй раз Пепе прихватил с собой новый сундучок, полный вкусной и сытной еды. С собой я дала ему холодный пирог с рубленой курятиной, и пирог был приговорен уже в тот момент, когда Пепе уселся в открытую коляску, запряженную двумя лошадьми.
— Он в добром здравии и скоро вернется, миледи! — крикнул Пепе мне на прощание, усиленно работая челюстями. — Вкусный пирог! Божественный!
Я смотрела ему вслед, пока коляска не скрылась за поворотом дороги, а потом вернулась в замок, потому что меня ждала гора работы.
Перво-наперво, мы с Барбеттой вычистили весь замок, начиная от чердака до подвальных лестниц. Тростник был с позором изгнан со всех этажей, кроме первого, потому как собак девать было некуда. Псарня у графа была, но ею никогда не пользовались, и сейчас там была настоящая свалка ненужных вещей и ветер задувал во все щели. Вторым делом была проверка провианта. Я тщательно переписала количество бочек с солониной, копченых и вяленых окороков, белых и кровяных колбас, пересчитала куриц, овец и свиней в загонах. В Конморе была и пшеничная мука, но Барбетта предпочитала пользоваться серой, выпекая хлеб сразу и для семьи графа, и для слуг. Было здесь вдоволь пивных дрожжей, масла и круп, и брюква и капуста дожидались своего часа, бережно хранившиеся в холоде кладовых. Даже странно, что при таком хорошем провианте жители Конмора так скудно и однообразно питались. Неудивительно, что Вамбри швырялась ложками.
Слуги сразу прониклись моей деловитостью, и с ними у меня не возникло никаких проблем — все были исполнительны, услужливы и очень милы.
Набегавшись за день, я спала, как убитая, и ночные стоны тоже меня больше не беспокоили, чему я была несказанно рада.
Хуже дело обстояло с Вамбри.
И часа не проходило, чтобы эта девчонка не устраивала мне какой-нибудь каверзы. Дохлые мыши, пауки, снежки — все это летело в меня с завидным постоянством, а любая попытка поговорить приводила к тому, что Вамбри разражалась проклятиями и ругательствами, под стать пьянице из подворотни.
— Вы не сердились бы на нее слишком, миледи, — сказала мне Барбетта после очередного представления, когда Вамбри полила маслом ступени перед моей спальней, и я скатилась по ним, получив пару синяков на мягкое место. — Она росла без матери, и милорд ее сильно испортил. Хотя она и доставляет всем хлопот, мы все равно ее жалеем. Прежней госпоже графине, — тут она боязливо прошептала заупокойную молитву, — тоже приходилось несладко, и она всякий раз бежала плакаться господину графу. Поэтому мы очень вам благодарны, что вы не жалуетесь на юную леди.
— Да у меня и возможности не было пожаловаться, — пробормотала я, ерзая на мягкой подушке, которую мне услужливо подложила на сиденье стула Барбетта. — Милорд глаз сюда не показывает.
— У него много дел, — сказала Барбетта, наливая мне горячего чаю. — У него три города и больше тридцати деревень — попробуйте успеть везде. Там судятся, там пожары, там отказываются платить налоги. Дел много, а он один. Но на новый год все будет поспокойнее. И самым отъявленным смутьянам нужен праздник.
— Когда поставят елку? — спросила я и добавила, решив быть совсем доброй: — Может, Вамбри захочет ее нарядить вместе со мной?
— Елку? Мы никогда не ставим елку, миледи.
— Как так? — я была изумлена. — А подарки в первый день нового года?
— Признаться, и подарков у нас дарить не принято. Милорд не любит этой суеты, да и Вамбри уже слишком большая, чтобы заниматься детскими забавами. На прошлый год милорд подарил ей суку для охоты на лис и новый арбалет.
— Вот так подарки для девушки, — заметила я.