Карта Хаоса
Шрифт:
– Мало ли кто чего не чувствует! Многие не чувствуют! – сказала Вихрова.
– Нет. Почти все понимают, что можно, а чего нельзя. Даже самые отвязанные. Но уступают своему слабоволию и скатываются. Прасковья же не понимает искренне, как дальтоник не ощущает разницы между красным и зеленым. Она вся во власти своих чувств и желаний. Когда ей чего-то хочется, она желает этого всей душой, очень целостно, с огромной убежденностью, что она все это получит, оттого и эти невероятные всплески эмоций.
Ната слегка дернула Улиту за рукав выше
В любопытствующей толпе, следящей за сносом, мелькнула гнутая фигура, похожая на знак доллара. Верхним полукругом служила склоненная к земле шея и голова, а нижним – выступающий животик. Это был даже не Тухломон, а другой, совсем жалкий и неудачливый комиссионер, в иное время вползавший в резиденцию едва ли не на животе. Теперь же вид у комиссионера был вызывающий, как у побитой, со скверным характером собачонки, встретившей, допустим, собаку, задние лапы которой переехало автобусом, и понявшей, что вот здесь и на ней можно оторваться и отлаяться на всю оставшуюся жизнь.
– Не здоровается! В упор не видит! – возмутилась Ната. – А раньше, бывало, четыре раза в день встретит и четыре раза «здрасьте!» скажет. Такая прямо лапочка – один голый восторг!
– А ты как хотела? – спросила Улита. – После того, что Лигул сделал с Ареем, ни один комиссионер нас слушаться не будет. Только вредить и гадить. Хочешь понравиться новому начальнику? Попрыгай на могиле старого!.. Ну всё! Поглазели на снос и хватит! Пехота, за мной!
Улита с усилием оторвала от асфальта две набитые сумки и направилась в сторону перегораживающего Большую Дмитровку временного заборчика.
– Ты куда-то идешь, да? – крикнул Мошкин, догоняя ее.
Ведьма не оспаривала очевидное.
– Куда-то иду, прозорливый ты мой! – согласилась она.
– А куда?
– Подальше отсюда! Пока о нас не вспомнили, но обязательно вспомнят.
– Разве можно спрятаться от мрака? – усомнился Евгеша, возвращаясь, чтобы взгромоздить на себя желтый «Гранд-каньон».
Неправильно загруженный, с легкими вещами снизу и тяжелыми вверху, рюкзак заваливал его то в одну, то в другую сторону.
Улита остановилась и, поставив на асфальт одну из сумок, промокнула рукавом потный лоб.
– Спрятаться нельзя, но попытаться не светиться можно… Уф, не могу больше это переть! Сил моих нетути! Вихрова!
Ната подошла, легко катя за собой чемодан на колесиках.
– Да?
– Видишь у гаишной машины строгого дядю с палочкой? Иди ему улыбнись!
– Зачем? – не поняла Ната.
– Как зачем? Я тут прикинула, что мы поедем с мигалкой! У меня и так куча проблем. Заработать к ним еще и позвоночную грыжу я не хочу.
– А Мамай?
– Мамая я вызывать не буду. Если ты не забыла, он тоже комиссионер. Мы поставим его в неловкое положение. Ну всё, топай!
Вещи в гаишную машину втолкнулись еле-еле. Багажник заняли грандиозный рюкзак Мошкина и чемодан Наты. Рюкзак Петруччо вместе с хозяином забили
Видя, во что превратился его автомобиль, гаишник ощутимо страдал, усиленно подбадриваемый улыбками Наты.
– На вокзал! – сказала Улита, откидываясь на спинку заднего сиденья.
Гаишник повернул ключ в замке зажигания.
– На какой? В Москве их девять, считая Савеловский! – уточнил он.
– Как ни странно, на любой! Но только с одной оговоркой: очень-очень быстро! – сказала ведьма.
Глава 8
Мощное колдувачество магического волшебника
Свет создал для нас этот мир – прекрасный и совершенный для того, чтобы мы радовались. Мы же точно неблагодарные дети, получившие игрушку, мало того, что сами не радуемся, но еще и тот, кто подарил, вечно оказывается виноват, что машинка сама себя не заводит, пистолет недостаточно убивательный, а у куклы отломилась нога. Хочешь сделать дурака несчастным – подари ему что-нибудь.
Существует слово из пяти букв, с которым москвичи знакомы очень хорошо. Слово это – «дождь». Бесконечные капли падают с неба, пытаясь подкормить давно вырубленные леса. За отсутствием лесов они запруживают асфальт и, превращаясь в местного значения реки, грустно текут, изыскивая место, где можно низвергнуться под землю.
Всякий, кому посчастливится наблюдать за дождем с балкона, видит, как по улицам округло плывут разноцветные зонтики. Москвичи достают их всегда мгновенно, как самураи свои клинки. Это предусмотряшки из рода зонтичных, обожающие предугадывать неприятности прежде их возникновения и наслаждаться собственной предусмотрительностью.
Кроме рода зонтичных, существует и род беззонтичных. Эти делятся на неудачников, которые стонут, что без всякой надобности проносили с собой зонтик всю неделю и не взяли его именно сегодня, и на принципиальных лоботрясов, которые не носят зонтика вообще никогда, надеясь на трех братьев-гопников Авося, Небося и Так Сойдёта.
Дождь начался внезапно – без прогнозов и объявления войны. Когда упали первые капли, Эссиорх ехал на мотоцикле домой. Это были капли-разведчики, имевшие задание разнюхать основные скопления солдат и техники противника, чтобы было куда стягивать тучи. Пока Эссиорх соображал, померещились ему капли или нет, где-то наверху отвернули кран. Город удивленно всхлипнул, хлюпнул и начал постепенно утопать.
Четверть часа спустя дороги превратились в реки, по которым плыло всё, что умело, не умело и только обучалось плавать, вроде большой пластиковой корзины и дутой рекламной жестянки обмена валют.