Карта Хаоса
Шрифт:
Эссиорх посоветовал посмотреть в холодильнике.
– Уже! Там, кроме колбасы и каких-то помоев, ничего не было.
– Помои в какой кастрюле – в красной или в белой? – насторожился Корнелий.
– А я помню? В белой, кажется.
Ответ Корнелия обрадовал.
– В белой сегодняшний суп Эссиорха! Говорил ему: не клади столько гущи! Ложку надо будет молотком вбивать! – сказал он.
– А ты вообще гущи не кладешь! Три картошки на ведро воды, кубик химического жира и это называется: бульон! – обидчиво
Улита, внимательно слушавшая перепалку, ухмыльнулась, очень довольная. Чем больше обнаруживалось мужских разногласий, тем яснее она видела свою экологическую нишу.
– А родители у тебя есть? – спросила она у Варвары.
Эссиорх напрягся. Вопрос был скользкий. Если бы его задал кто-нибудь другой, вопиюще заботливый, Варвара наверняка воспламенилась бы. Другое дело Улита. Участия в ее голосе было не больше, чем мягкости в наждачной бумаге. Играть же можно иключительно на жалости, на равнодушии можно только доиграться.
– Были приемные. Взяли меня из детдома, уроды! – неохотно ответила Варвара.
– А почему уроды?
– Ненавижу их!
– Они тебя что, били?
Варвара фыркнула как кошка.
– Еще чего! Полотенцем один раз кинули и то не попали! Да ну их! Лучше б они меня шваброй молотили с любовью, чем занудствовали бы правильно, но без любви! Добренькими прикидывались, а сами меня тихо терпели! Я порезала им все стулья, прожгла сигаретой диван! А они смотрели на меня как на нагадившего котенка: «О, мы понимаем! Переходный возраст! Всё же в другой раз мебель лучше не портить! А сейчас иди в свою комнату и знай: мы наказываем не тебя лично, а боремся с твоими недостатками!»
– По-моему, нормальные люди. Вообще-то подростков берут редко. Все хотят синеглазых карапузов в возрасте, когда мамой являются все предметы в юбке, а папой все предметы в штанах, – задумчиво сказал Эссиорх и получил взгляд, от которого дохнут мухи.
– И ты убежала? – спросила умная Улита.
– Что я, тупая, бежать? Спокойно собрала вещички, помадой написала на зеркале, у кого в самом деле проблемы, и ушла, а потом завела себе Добряка, – заявила Варвара.
– Купила? – неосторожно спросил Мошкин.
Варвара засмеялась. Предположение, что Добряк мог возникнуть в результате товарно-денежных отношений, показалось ей совершенной нелепостью.
– Сто раз! Нашла в ремонтном депо Казанского вокзала.
– А что ты там делала?
– Перекантовывалась в товарняках. Ему было дней восемь. Он лежал между шпалами, как фриц в окопе, и не мог через них даже переползти. Я набирала молоко в шприц без иголки и кормила его. Потом у него одеревенели лапы. Я отправилась с ним в ветеринарку. Там сказали, что это инфекция и он наверняка подохнет, но если мне совсем нечего делать, я могу каждые полчаса колоть ему глюкозу… Даже дали бесплатно всю эту бодягу. Я колола
– А где его мать? – спросил Чимоданов.
– Не знаю точно. Потом только услышала: накануне какую-то собаку убили сторожа. Вроде она была бешеная и на них бросалась. Но я думаю: врут. Я бы тоже взбесилась, если бы меня били лопатой.
– Это смотря как! Ежели с разворота и острой частью, то едва ли, – хищно сказал Чимоданов.
Варвара встала и потянулась.
– А теперь баю-бай! На всякий случай зарубите себе на носу: когда я встаю – я всех бужу! Когда будят меня – я всех убиваю!
Прямо в одежде она улеглась на диван, натянула на себя плед и мгновенно отключилась. Добряк привычно устроился рядом и прижался к хозяйке боком. Так он и дремал с полузакрытыми глазами, негромко рыча и не забывая показывать молодые белые зубы.
– Очень самодостаточная парочка! – заметил Эссиорх.
– А мне они нравятся! – сказала Улита, немного подумала и добавила: – Хотя вообще-то, конечно, в приличных домах перед сном разуваются. С другой стороны, я ее понимаю: разуешься – ботинки сопрут.
Ночью по стенам домов на липких пальцах ползали суккубы с целыми авоськами мерзких снов. В спешке они часто путали сны. Так директор машиностроительного завода, пузатый, плечистый и доминирующий мужчина, лысый как колено, отец троих сыновей и дед шести внуков, получил сон, что у него плохо смылся лак с ногтей. Всю ночь он потел и пугался, а утром проснулся злой, больной и не пошел на работу.
Но это по стенам соседних домов. К этому же дому ни один суккуб не смел даже приблизиться.
Стражи спят недолго – не больше, чем нужно, чтобы отдохнули тела. Уже в половине четвертого Корнелий с Эссиорхом сидели на кухне. Наспех разбуженные Мошкин, Ната и Чимоданов мялись рядом. Мошкин был хмур и пил кофе, Ната безадресно злилась на весь мир, а Чимоданов, хотя и выглядел бодрым, имел на голове такую прическу, что мог заколоть дикобраза, бодаясь с ним один на один.
– А где Улита? – поинтересовался Корнелий.
– Мародерствует в магазине одежды, – пояснил Эссиорх.
– Ночью??
– Некоторые и по ночам работают. Она заявила, что страдала без меня так долго, что ей теперь надо от меня отдохнуть и привыкнуть к мысли, что я снова рядом.
Окончательно запутавшийся Корнелий потряс головой.
– Какая-то мутная логика! – сказал он жалобно.
– С женщинами всегда так. Лучший способ их понять – вообще не заморачиваться. И поменьше их слушать. Все самые тяжелые раны в этом мире были нанесены языком, – рассеянно сказал Эссиорх.
– Угу. В таком случае, все знакомые твоей Улиты уже при последнем издыхании. У нее во рту просто многоствольный пулемет! – заметил Корнелий.