Карта хаоса
Шрифт:
Элмер – дворецкий Гилмора, счастливо женатый на Дейзи, которая обожает печенье с начинкой из черничного джема.
Эрик Рюкер Эддисон – английский писатель, известный прежде всего как автор “Змея Уробороса”, первого его романа, основанного на скандинавской мифологии. Многие исследователи полагают, что именно эта книга открыла путь современной фантастике.
“Карта хаоса” – книга, в которой описан способ спасения мира – как нашего, так и любого другого, какой только можно себе вообразить. А еще это название романа, который вы сейчас вознамерились прочесть.
Часть первая
Я не верю в призраков, но боюсь их.
…Если бы можно было каким-то образом
управлять
стали бы доступны трюки, сходные с волшебством.
Бог свидетель, я видел сны, бодрствовал
и снова видел сны, так что теперь толком и не знаю,
где сон, а где реальность.
1
Митио Каку. Параллельные миры. Об устройстве мироздания, высших измерениях и будущем Космоса. – М.: 2018. Перевод с англ. М. Кузнецовой, Н. Нарциссовой. (Здесь и далее – прим. перев.)
Вперед, дорогой читатель, сейчас ты с головой окунешься в события, описанные в нашем последнем романе, где тебя ждут приключения, еще более невероятные, чем те, о которых было рассказано в двух предыдущих книгах!
Если путешествия во времени и нашествие марсиан не потрясли твоего воображения, то сейчас ты сможешь заглянуть в мир призраков и прочих чудовищ, рожденных разумом.
Пожалуй, ты должен как следует подумать, прежде чем перейти к следующей странице, однако мой долг предупредить тебя: если тебе не хватит смелости сделать это, ты никогда не узнаешь, что таится по другую сторону реальности, про которую, как тебе кажется, ты знаешь всё.
– Сегодня вы ослепительны, графиня.
– И это единственный комплимент, который пришел вам в голову? – насмешливо спросила она. – А я искренне надеялась услышать нечто большее от человека, наделенного воистину незаурядным умом. Кроме того, напрасно вы решили пофлиртовать со мной. Я женщина опасная. Мне казалось, вы это уже поняли.
Пролог
Оставалась всего четверть часа до начала дебатов, когда впереди, на фоне золотистых сумерек, они различили Дворец знаний. Его покрытые изразцами купола величественно возвышались на лондонском горизонте над островерхими крышами и разбивали последние солнечные лучи на тысячи бликов. Вокруг Дворца среди облаков словно тучи насекомых плавно покачивались толстобрюхие дирижабли, аэростатические корабли, орнитоптеры и воздушные кабриолеты. Как раз в одной из таких летучих карет и сидел выдающийся биолог Герберт Джордж Уэллс со своей красавицей супругой. Нет, лучше скажу иначе: со своей умной и красивейшей супругой.
В этот самый миг биолог глянул через окошко вниз. На улицах, которые сверху казались узкими тропками и пролегали между стройных башен, щедро украшенных витражами и соединенных друг с другом висячими мостами, бурлила возбужденная толпа. Мужчины в плащах и цилиндрах вели беседы, прижимая ко рту что-то вроде латных рукавиц, дамы выгуливали механических собачек, дети катались на электрических самокатах, а голенастые роботы проворно сновали в людской толчее, с заученной ловкостью избегая столкновений и спеша выполнить каждый свое поручение. Из вод Темзы, подсвеченных закатным золотом, время от времени всплывали на поверхность маленькие “Наутилусы”, изготовленные на “Заводах Верна”. Они, подобно рыбам-шарам, мечущим икру, выбрасывали своих пассажиров на тот или другой берег. Но по мере приближения к Южному Кенсингтону, где стоял Дворец, этот суетливый людской муравейник превращался в единый целенаправленный поток. Всем было известно, что нынче вечером там состоятся дебаты, важнее которых Дворец знаний не проводил последние десять лет. И словно специально для того, чтобы напомнить об этом пассажирам
Уэллс незаметно вздохнул, пытаясь успокоиться, и вытер потные ладони о брюки.
– Как ты думаешь, у него сейчас тоже потеют руки? – спросил он, повернувшись к Джейн.
– Ну разумеется, Берти. Он ведь ставит на карту не меньше твоего. К тому же не будем забывать, что у него есть один недостаток и…
– Недостаток? Да ладно тебе, Джейн! – перебил жену Уэллс. – Он уже вон сколько лет занимается с лучшим логопедом королевства. Так что вряд ли нам следует особенно рассчитывать на это обстоятельство.
И, словно решив поставить точку в едва не вспыхнувшем споре, биолог откинулся на спинку сиденья и стал рассеянно созерцать ряд домов-подсолнухов, которые заполняли Гайд-парк и сейчас вращались на своих ножках, ловя последние лучи заходящего солнца. Уэллсу не хотелось признавать перед Джейн, что у его противника действительно есть этот злосчастный и предательский дефект, хотя, с другой стороны, и собирался в случае необходимости сыграть на нем. Ведь, если Уэллс все-таки потерпит поражение, провал будет вдвойне обидным и унизительным. Но он был настроен на победу. Правда, и у него тоже имеется своя маленькая проблема, но он сумеет держать ее под контролем. К тому же Уэллс гораздо лучше владеет ораторским искусством, чем старик. Если на него снизойдет обычное вдохновение, он без труда выйдет победителем. Да и без всякого вдохновения тоже. Биолога беспокоило только одно: как бы оппонент не пустил в ход один из тех силлогизмов, которыми часто приправлял свои выступления, желая воздействовать на публику. Но Уэллс надеялся, что нынешние зрители не дадут себя ослепить столь пошлым фейерверком.
Уэллс ухмыльнулся. Он искренне верил, что его поколение – самое значительное из всех, что до сих пор появлялись на земле, ведь, в отличие от предыдущих, оно держит в своих руках будущее рода человеческого. Решения, верные или нет, которые будут сейчас приняты, повлияют на судьбу грядущих веков. Вот такая роль выпала на долю его современников. Трудная роль. Тем не менее Уэллс всякий раз испытывал восторг при мысли, что ему довелось жить в столь важный исторический период. И если все пройдет удачно, этот вечер накрепко впишет его собственное имя в Историю.
– Да, я хочу победить, Джейн, но движет мною отнюдь не тщеславие, – неожиданно заявил он. – Просто я верю, что моя теория верна, к тому же мы не можем терять время на проверку его гипотезы.
– Знаю, дорогой. Что бы я ни думала о твоем характере, тщеславным ты мне никогда не казался, – солгала она. – Но, возможно, найдутся средства и на то, чтобы реализовать оба проекта. Выбирать один из двух – слишком рискованно. А если мы ошибаемся…
Джейн не закончила фразу. Уэллс тоже ничего не сказал в ответ. Если его проект победит, ошибки не произойдет. В этом он был совершенно уверен. Хотя порой, особенно по ночам, глядя из окна своего кабинета на сияющий огнями огромный город, Уэллс задавался вопросом: а вдруг они, несмотря ни на что, все-таки заблуждаются, а вдруг их мир, где поиск Знания ставится превыше всего и где этот поиск правит всем и стал всем, на самом деле не лучший из миров, которые возможно было построить? В такие минуты слабости, как сам он их называл уже при свете дня, Уэллса тешила мысль, что Неведение, пожалуй, предпочтительней Знания. Лучше было бы, пожалуй, позволить природе и ее законам по-прежнему оставаться тайной за семью печатями и лучше было бы по-прежнему верить, что появление кометы предвещает смерть королей, а кроме территорий, попавших на карты, существуют и другие, где водятся драконы… Однако Церковь Знания, храм которой находился в Лондоне, полновластно управляла жизнью человека. Это была единственная религия на планете – вера, намертво соединившая в одну общую дисциплину философию, теологию, политику и все прочие науки. Человека с самого рождения нацеливали на то, что надо полностью расшифровать творение Создателя, надо непременно понять, как действуют любые его механизмы, как оно было задумано и какого рода силы поддерживают и обеспечивают его целостность. А еще им внушали, что они должны раскрыть загадку собственного существования. Единая религия заставила людей превратить поиск Знания в смысл жизни, и в своем неуемном стремлении докопаться до разгадки всех тайн, которые прежде так украшали мир, человек сумел-таки приподнять роковую завесу. Что ж, возможно, сейчас пришло время дорого заплатить за эту дерзость.