Карта костей
Шрифт:
— Прагматичное эволюционное решение проблемы мутаций, — повторил Дудочник. — Похоже, кое-кто из них был доволен, что мы не можем размножаться. Снова альфы, не так ли — рассматривают нас как дегенератов, недочеловеков.
Я кивнула:
— Именно поэтому они не хотят прекращать рождения близнецов — это положит конец и альфам, и омегам. По их мнению, мутации снова проявятся у каждого, но уже не столь серьезные, какие у нас сейчас.
— И омеги смогут иметь детей, если станут принимать лекарство?
— Не будет ни омег, ни альф, — ответила я. — Просто люди.
— Но все с мутациями, — заметил Инспектор. — Так ведь?
— Именно так тут говорится, — кивнула я. — И обитатели
Дудочник посмотрел на Инспектора, будто ожидая, что тот станет оправдывать решение людей из Ковчега. Инспектор встретил его взгляд, но промолчал.
— Речь только о будущих поколениях. — Зои аккуратно забрала у меня бумагу, чтобы прочитать самой. — Здесь нет ничего ни о том, как разорвать связь уже существующих близнецов, ни способов сделать живущих омег способными иметь детей?
— Нет. — Я посмотрела на нее. Существуй способ разорвать связь между ней и Дудочником, что бы она выбрала?
Дудочник прервал мои мысли:
— Так что это было? Они знали, как прекратить рождение двойни, но не смогли договориться, чтобы применить метод на практике?
— Проблема не только в том, что не смогли договориться, — ответила я. — Были и другие причины. — Я взяла следующую страницу и передала Зои. Та зачитала вслух:
— Предложенное лечение само по себе не представляет сложности, но с реализацией могут возникнуть проблемы из-за рассеянности выжившего населения Наверху. Например, неясно, как осуществлять поставку, хранение и распространение препаратов. Наши прогнозы показывают, что нынешние ресурсы Ковчега должны обеспечить достаточное количество препарата для пяти тысяч пациентов (с учетом предлагаемого графика лечения по три дозы каждому, согласно выводам Фигана и Блэра). Однако препарат требует низких температур […][...]Главным препятствием для реализации режима массового лечения остается очевидный рост технофобных настроений Наверху. Вне пределов Ковчега все технологии, пережившие взрыв, уничтожены. Несколько экспедиций сообщали об агрессивных реакциях на медицинское освидетельствование. В трех случаях оборудование было конфисковано и уничтожено. Две из последних экспедиций не вернулись. Учитывая множественные естественные риски внешней среды, было бы преждевременно относить их к насильственным чисткам технологий, которые наблюдались Наверху. Однако это остается вполне возможной и обоснованной причиной.
— Табу, — пояснила я. — Выжившие восстали против машин.
— Я бы не стал их за это винить, — буркнул Инспектор. — Они видели последствия взрыва, жили среди них.
— И не только, — сказала я. — У них была еще одна причина бояться обитателей Ковчега и их машин.
Я перешла к другой кровати, где лежала кипа бумаг, исписанных одним неразборчивым почерком. Пришлось продираться через каракули наряду с повреждениями от выцветания, ветхости и плесени.
— Это писал один человек. Себя он называет профессор Хитон и рассказывает, в чем на самом деле заключались эксперименты.
Благодаря работе профессора Фигана и профессора Блэра проекту «Ковчег» еще остается шанс доказать свою состоятельность. В наших силах исправить процесс рождения двойни, ставший практически повсеместным на поверхности. Результаты Фигана и Блэра неизменно показывают, что лечение при тщательном распределении существующих ресурсов достижимо (по крайней мере в областях, непосредственно примыкающих к Ковчегу) и должно снизить уровень смертности и тяжелой инвалидности среди последующих поколений.
Методы
— Что значит «методы проведения экспериментов»? — спросила Зои.
— Смотри. — Я передала ей следующую страницу.
Дудочник заглянул ей через плечо, чтобы тоже прочитать.
[…] В большинстве случаев исследования Фигана и Блэра проводились без предварительного информирования и согласия подопытных субъектов, что является вопиющим нарушением этических правил. Принимая во внимание исчерпывающие протоколы безопасности входа и выхода из Ковчега, это не могло произойти без одобрения на самом высоком уровне, а значит, виновны не только сами непосредственные исполнители проекта, но и Временное правительство. И это не просто этическое нарушение, а (учитывая высокий уровень смертности среди подопытных) ужасающее преступление.
— То есть они выкрадывали людей с поверхности и ставили на них опыты, — произнес Дудочник. — Некоторые умерли. Или даже все.
Я помнила, как страшен он в гневе. И не только из-за роста или могучей фигуры, а из-за отсутствия сомнений в зеленых глазах.
— И, занимаясь этим всем, это они боялись нас! — бросила я. — Закрылись, забаррикадировались от внешнего мира, беспокоясь о своих «протоколах безопасности». — Мой сухой смех отразился от стен спальни.
Несмотря на мои опасения по поводу исследований, проведенных на близнецах, я надеялся, что результаты оправдают экстраординарные средства. Однако если результаты так и останутся теоретическими, лишь удовлетворяющими любопытство тех, кто находится в Ковчеге (или сохранятся исключительно для гипотетического использования в будущем), им не может быть оправданий. Призываю вас как представителя Временного правительства пересмотреть свое решение и осуществить лечение, которое может кардинально улучшить качество жизни выживших на поверхности и дать им лучший шанс для репопуляции.
Уже не впервые я обращаюсь к Временному правительству с просьбой пересмотреть свое отношение к выжившим Наверху. При этом я не единственный гражданин Ковчега, выражающий озабоченность по означенному вопросу. Если бы ресурсы (главным образом, электрогенераторы), в настоящее время задействованные на реализацию проекта «Пандора», были перенаправлены на массовое лечение выживших Наверху, вполне возможно, результаты мы бы увидели уже в следующем поколении.
Дудочник все сильнее хмурился, Зои прикусила нижнюю губу, разбирая слова. Они были так похожи.
— Так ничего и не сделали, — сказала я. — Потому что решили, что это не важно. Потому что были слишком сосредоточены на себе любимых. Слишком боялись выживших на поверхности. А у них внизу все стало разваливаться. — Я перешла к бумагам, что занимали пространство до дальней стены. Листы, переполненные торопливыми строчками, заполняющими каждый дюйм и освещающими последние годы существования Ковчега. Изменения в языке тоже говорили о многом.
— Ранние документы — строгие, формальные, — пояснила я. — «Меморандум» тут, «постановление» там. Ничего похожего на то, как люди разговаривают между собой в обычной жизни. Некоторые из работ такими и остались, особенно технические. Но в большинстве язык изменился. Стал обрывочным. Слова отчаявшихся. Смотрите. — Я передала Дудочнику стопку поздних листков, испещренных неразборчивыми каракулями. Доклады и записки стали более отрывистыми и резкими, словно язык тоже сгорел.