Карта неба
Шрифт:
XXVII
На Аддлстонском шоссе царило тревожное спокойствие. Вокруг не было видно никаких следов разрушений, из чего путники вывели, что треножники еще не сорганизовались настолько, чтобы наступать на Лондон единым строем. Возможно, они не замедлят это сделать, но пока что нетрудно было вообще забыть про них, поскольку не только прекратилась канонада, но вдобавок в воздухе распространился знакомый по детству запах сена, как будто кто-то, возможно сам Создатель, старался успокоить своих перепуганных чад и внушить им, что все идет как надо. В таком случае пассажиров экипажа можно было бы принять за компанию друзей, решивших провести день за городом. Вот только отсутствовала непременная корзинка, без которой не обходится ни один пикник, да руки одного из пассажиров были крепко связаны.
Уэллс с неприязнью поглядывал на сидевшего напротив них с агентом Клейтоном Майка, чьи пальцы отпечатались на его горле. Клейтон держал револьвер на коленях, словно непослушного котенка, но это не слишком успокаивало Уэллса. Все знали, что в револьвере остался последний заряд, неизвестно пока кому предназначенный, однако писателя беспокоило, что по прошествии какого-то времени Клейтон ослабит бдительность, хотя, по правде говоря, пленник, похоже, и не помышлял о бегстве. Для чего бежать, если помимо всего прочего экипаж направляется в единственное место, где ему не угрожала опасность? Лучше добраться до Лондона в экипаже, чем пешком, должно быть, рассудил он. Злоумышленник рассказал им, что после неудачной попытки завладеть экипажем миллионера их шайке удалось захватить другой экипаж и покинуть Уокинг всего за несколько минут до того, как он был стерт с лица земли треножником. Никто из шайки не видел марсианской машины, но все они слышали за спиной ужасающую симфонию, сопровождавшую действия теплового луча, а с окрестного холма наблюдали за полыхающей свалкой, в которую в считанные минуты превратилась станция, где они перетаскали столько тюков и чемоданов. Внеся этим рассказом свой вклад в общую беседу, злоумышленник предался скорби романтического страдальца, раздражая Уэллса. К чему это? Почему он вел себя так, будто его смерть стала бы великой потерей для человечества, хотя этот неотесанный мужлан явился на свет единственно для того, чтобы увязывать багаж? В глубине души писателя возмущало то, что оба они должны были бежать от смерти, что захватчики не делали различий между своими врагами, что они не принимали во внимание то, что одинаково стреляют и по тем, кто появился на свет, чтобы причинить ему вред, и по тем, кто был призван сделать этот свет краше. Он прикрыл глаза, не в силах более созерцать обезьянью физиономию, искаженную нелепыми страданиями.
И тут сквозь поскрипывание экипажа он услышал оживленный разговор Мюррея с девушкой на козлах. Ему не было слышно, что они говорили, но тон их беседы был такой радостный, что он был вынужден признать, каким бы невероятным это ни казалось: в этой ненормальной обстановке миллионеру гораздо быстрее удалось привлечь к себе внимание Эммы, нежели традиционными ухаживаниями. И, как признавался Мюррей в письме, которое послал Уэллсу, он был действительно влюблен. Писатель вспомнил описание Эммы в этом письме и должен был признать, что оно в целом соответствует действительности. Девушка была очень красива, и если бы не его всегдашняя робость перед красивыми женщинами, он, наверное, тоже потерял бы из-за нее голову. Какие сомнения относительно чувств Мюррея могли у него остаться после того, как тот готов был заслонить Эмму даже от пуль? Доказывая самому себе, что он слишком устал, писатель не стал размышлять о том, сделал бы он то же самое для Джейн или его любовь была всего лишь видимостью, горячим, но мелким чувством, которое она, тем не менее, оценила достаточно высоко и вышла за него замуж, высказав ему чуть ли не в первом же их разговоре, что романтические чувства, свойственные героиням романов, никогда не найдут отклика в ее практичном сердце.
Погруженный в свои размышления, Уэллс не заметил, как они добрались до Вейбриджа, где обнаружил, что в городке проходит эвакуация, которой руководят десятка два гусаров. Спешившись или продолжая находиться в седле, солдаты призывали жителей забирать наиболее ценные вещи и как можно скорее покидать этот район. Нашим героям пришлось пробиваться через скопление экипажей, повозок, маленьких кабриолетов и прочих средств передвижения, среди которых бродили мужчины в костюмах для гольфа или прогулок на лодке и так же, как их разряженные жены, не скрывали недовольства этой нелепой эвакуацией. Однако же все были готовы подчиниться требованиям военных и даже грузили свои пожитки в специально доставленный сюда омнибус.
Их экипаж потратил немало времени на то, чтобы пересечь городок из конца в конец, а затем, миновав Санбери, они окончательно увязли в плотном потоке повозок и людей, которые, словно в библейском Исходе, медленно продвигались к Лондону. Люди несли тюки и чемоданы, толкали перед собой тележки или даже детские коляски, нагруженные пожитками. Большинство шагали с озабоченными лицами, не зная, что происходит, но подозревая, что случилось нечто серьезное, если этими перемещениями руководит сама армия. Только дети радовались необычной ситуации и весело смеялись, взгромоздившись на горы свернутых матрасов и мелкой мебели, словно дозорные беды. Несмотря на все это, никто не сомневался, что могучая британская армия покончит с неизвестными захватчиками и в считанные дни положит конец этой неожиданной войне, которая причиняет всем столько неудобств. «Да это всего лишь кастрюли на ходулях!» — возмущался старик, везший на тележке целую кучу ненужного хлама, не подозревая о разверзшемся на Земле аде. И пока экипаж с вычурной буквой «Г» на дверце пробирался сквозь толпу, Уэллс только головой качал, восхищаясь все новыми подробностями развертывавшегося спектакля. Он очень жалел, что у него нет под рукой блокнота, куда бы он мог заносить свои наблюдения, поскольку в его романе марсиане построили летающие корабли и отправились на них покорять столицу, а потому ему не пришлось описывать эти трагические массовые перемещения людей. Однако теперь, оценив их драматический потенциал, он подумал, что, если бы у него была возможность переписать роман заново, он заменил бы свирепые летающие машины в форме морского ската, которые включил единственно для того, чтобы превратить корабль верновского Робура в невинную игрушку, вот такими треножниками, которые, передвигаясь по бездорожью с неспешностью пауков, не только плодили бы слухи среди обитателей окрестных мест, но и вселяли бы куда больший ужас в каждого, ибо этим треножникам предстояло не быстро промелькнуть где-нибудь в небе, а пройти через принадлежавшие местным жителям сады. Хотя, судя по непрерывной канонаде, доносящейся со всех сторон, число треножников столь велико, что ему очень повезет, если после завершения вторжения он сможет продолжать писать как ни в чем не бывало.
Они добрались до Хэмптон-Корта, погруженного в странную спокойную тишину, оставили в стороне Буши-парк с его оленями, скачущими под каштанами столь же беззаботно, что и в любой другой день, и, перебравшись через реку, выехали на Ричмондское шоссе. Наконец они разглядели на горизонте холмы, возвышавшиеся вокруг города, и все как один вздохнули с облегчением, потому что агент говорил им, что именно там проходит одна из оборонительных линий, опоясывающих Лондон.
— Десятки орудий установлены там в ожидании противника, — успокаивал их Клейтон. — Треножникам будет весьма трудно прорвать такую оборону.
— Вы по-прежнему думаете, что это марсиане? — спросил его Уэллс. — Мюррей тоже не верит, что это могут быть немцы, однако я…
— Бога ради, мистер Уэллс, что вы имеете против немцев? — перебил его агент. — Уверяю вас, они не виноваты во всех бедах на свете. В любом случае мы не должны, по-моему, терять время на пустые рассуждения о том, кем может оказаться наш враг. Еще несколько миль, и все сомнения исчезнут, как только наша артиллерия уничтожит первый треножник.
— Хорошо бы вы оказались правы, — мрачно произнес писатель.
— Верьте в нашу армию, мистер Уэллс, — был веский ответ агента.
— Хочу напомнить вам, Клейтон, что вы не видели ни единого треножника, в отличие от нас. Мы проехали у него под ногами, пока вы сладко спали.
— Ах, мистер Уэллс, иногда самым жутким оказывается не то, что мы видели, а то, что бываем вынуждены вообразить, — мечтательным голосом возразил агент.
Уэллс раздраженно вздохнул, на мгновение подумав, что было бы совсем неплохо оставить в близлежащем кювете этот неиссякаемый источник бессмертных фраз.
— Так я вас уверяю, агент, что это далеко не то же самое, что побывать на кукольном спектакле, — ответил он, начиная сердиться. — И, разумеется, эти машины вовсе не напоминают кастрюли на ходулях, как сказал тот старик.
— Вы меня убедили, мистер Уэллс, — снисходительно улыбнулся Клейтон. — И должен признаться, что мне не терпится увидеть одну из этих машин. На что же, по-вашему, они похожи?
— Ну… Я бы сказал, что они как…
— Как табуретка для дойки? — неожиданно спросил пленник.
— Можно так сказать, — согласился Уэллс, недовольный вмешательством человека с обезьяньей физиономией.
— А из его верхней части торчит что-то похожее на… на щупальце? — продолжал допытываться тот.
— Ну да, оттуда он выстреливает свой смертоносный луч, — раздраженно ответил Уэллс.
— Тогда плохи наши дела, — заявил Майк, кивая на заднее окошко.
Уэллс и агент одновременно обернулись. И увидели то, что уже некоторое время рассматривал их пленник. За ними, по тому же шоссе, с неуклюжестью паука, которому ребенок оторвал почти все ноги, следовал треножник.