Картина с кляксой
Шрифт:
– Извините, товарищ полковник. Прошу под мой гостеприимный кров отужинать. – Это он папе сказал.
– К сожалению, не могу, – улыбнулся папа. – Как вы заметили, я уже сильно нетрезв. – И он обратился к охраннику: – Вашу лицензию. И ждите повестку в суд.
Когда мы отчалили, я увидел, что Корольков влепил охраннику затрещину и сказал:
– Идиот!
Все это хорошо, но не у всех отцы полковники полиции, у которых начальники – нормальные генералы.
– Пап, – спросил Алешка, – а ты знаешь этого Королькова?
– Немного. Он разбогател, торгуя всяким антиквариатом.
– А это кто такой – антиквариат?
– В основном – предметы старинного искусства.
…И вот сейчас Алешка, наверное, вспомнил об этом случае. Потому что сказал мне в ухо:
– Теперь ты понял, что мы с тобой обязательно должны поймать этих… антиквариаторов? Хорошо устроились: им все, а другим ничего. Вот уж нет! Да, Дим?
Глава X. Димон – Виталькин брательник
Вечер был тихий и теплый. Мы сидели на крылечке с папой. Гретка, как обычно, лежала у наших ног, дремала, изредка гавкая во сне: ей, наверное, снился вредный флягинский кот – тот самый, который повадился таскать у нас карасей. В открытое окошко доносились запах будущего борща и мамин голос. Она что-то напевала и время от времени разговаривала сама с собой. Но в наш адрес. Ничего хорошего, в общем-то.
И тут включился папин мобильник. Мы сразу догадались, что звонит его начальник генерал. Папа поднялся с крыльца и отошел к березкам. Наверное, чтобы мы не подслушивали. Но вечер был такой теплый и тихий…
– Да, Иван Трофимыч. Практически все готово. Как мы и предполагали, организатор этой операции Корольков. Ждем его со дня на день. Да, он теперь гражданин Германии, но с его задержанием проблем не будет. Мы проработали эту деталь с немецкими коллегами, они нас поддерживают. Да, практически все участники местной группировки выявлены и взяты под контроль. Один, правда, еще гуляет без поводка. По кличке Фуфырь. Выявляем. Я доложу. На днях буду. Майор Злобин? Очень слабый работник. Практически самоустранился. Выслуживаться горазд, служить – не получается. Я тоже так думаю.
Тут залаяла Грета, распахнулась калитка: явление третье – тетя Зина.
– Я к вам на огонек. Не хотите прогуляться – вечерок на славу, теплый, тихий, летний.
Тут и мама вышла на крыльцо, вытирая полотенцем руки.
– А потом чай будем пить, – сказала она. – Из самовара. Отец, раздуешь самовар?
Тут еще Грей примчался с чужим ботинком, и мы все вместе вывалились за калитку, под лунный свет и летнее тепло. Впереди, плечо к плечу шагали собаки и теребили на ходу ботинок. Потом шли мы с Алешкой у мамы по бокам, а сзади о чем-то шептались тетя Зина и папа.
Мама рассказывала, как она была маленькой, Алешка мечтал, что он будет делать, когда станет большим, а я помалкивал – мне и в моем возрасте было хорошо.
Потом мы пили чай из папиного самовара с мамиными плюшками, отгоняли от стола наших хвостатых попрошаек и слушали тетю Зину – как она заступалась за деда Строганова.
– Он чудит от одиночества, – говорила она. И мы все подумали одинаково. Но вслух не сказали.
А когда мы с Алешкой забрались на свои чердачные антресоли, то услышали среди звяканья убираемой посуды мамин голос.
– И о чем это ты, мой дорогой, – мурлыкнула она, – шептался с Зиночкой?
– О школьном детстве, – ответил папа. И сказал громко в наш адрес: – Мы едем в Москву развлекаться, а вы поступаете в распоряжение Зинаиды Михайловны.
– Вас понял, – буркнул Алешка.
«Докладываю в порядке информации. Объект № 1 с 10 часов до 13.30 часов находился в музее, где перемещался из зала в зал, трогал экспонаты руками (Алешка потом смеялся: «Хорошо, что не носом») и никаких контактов с посторонними лицами не имел. Интереса к нему тоже не проявляли. От 13.30 до 15.00 находился в доме Дамы с горшками, где к нему присоединился объект № 2. Последний в 10.00 моск. вр. направился в прилегающий лесопарк, сопровождаемый агрессивно настроенной собакой, что исключило возможность визуального контакта. Объект № 1, выйдя из дома Дамы с горшками на заборе, обратно вернулся в музей. Наблюдение продолжаем».
Я всегда, по молодости лет, был уверен, что младшие учатся у старших. Старшие больше знают, умнее, опыта побольше. А вот сегодня пришлось поменять это мнение. Порой и старшим есть чему у младших поучиться. А кто у меня поблизости младший? Алешка, конечно. Я и сам не заметил, как вдруг перенял его нахальные методы для пользы дела. Вот что у меня получилось…
Удивительно, но все Лешкины фантазии и выдумки, даже самые неожиданные и нелепые, как правило, сбываются. Поставил он меня часовым в музее. Потому что, видите ли, сюда обязательно либо зайдет сам жуликоватый художник Славский, либо пришлет кого-нибудь на разведку. Почему так Алешка решил, я не знаю. Но, как мне велели, послушно шатался и болтался по залам; потрогал все, что можно было потрогать, даже заглянул в старинную чернильницу, которая стояла в распахнутом бюро, и в которой торчало настоящее гусиное перо, и рядом с которой лежал настоящий перочинный ножичек для очистки птичьих перьев. В запаснике я примерил тяжелый гусарский кивер и помахал тяжелой гусарской саблей. Я выучил наизусть все, что говорила посетителям экскурсовод тетя Липа, ровесница московских Олимпийских игр, и вполне мог заменить ее, если она вдруг зачем-то упадет в обморок… И что? Да ничего!
А вот и не так, очень даже чего! Не зря папа один раз непонятно сказал, что количество так или иначе переходит в качество.
– Переведи, – попросил Алешка.
– Легко, – сказал папа. – Если ты раз сто напишешь слово «радикулит», то в конце концов будешь писать его правильно.
– В старости, – добавила мама.
– Больно надо! – фыркнул Алешка. – Я в старости вообще писать не буду. В старости уроков не задают. Это ваще все ерунда. По-вашему выходит, если я все лето буду таскать из леса бледнолицые поганки, то они у мамы в маринованных банках станут белыми и рыжиками? Внятно спросил?
– Это было бы вообще неплохо, – помечтала мама, а папа сказал:
– Примитивно рассуждаешь! Если ты перетаскаешь из леса все поганки – это количество, то там останутся одни благородные грибы – это качество.
– Так бы и сказал. Если я за всю четверть нахватаю двушек, то во второй четверти…
– Будешь оставаться без обеда, – прервала его мама.
– Это не наш метод, – буркнул Алешка. – В нашей семье не применяется.
Похоже, родители его тогда не убедили. А вот я сейчас убедился. И, когда убедился, вспомнил этот разговор. Потому что мое количественное хождение по музею воплотилось в качественный образ. Но это случилось после обеда у тети Зины.
Утром она зашла к нам, вся из себя строгая и решительная.
– Еще не умывались?
– Уже умылись, – сказал Алешка. – Досрочно. Еще вчера.
– Так! Мне родители вас поручили – извольте стоять смирно и слушать внимательно. Без моего ведома – ни шага в сторону. – Она показала нам ключ. – На ночь буду вас запирать на все замки. Если что натворили – сразу честно сказать, вместе исправим. Запомните: чистосердечное признание…
– До добра не доводит, – буркнул Алешка.
Тетя Зина удивилась, но вида не показала.