Картина
Шрифт:
– И что там было? – Ане было интересно. Клавдия Никифоровна тоже была вся во внимании.
– Природа там была. Речка, берёзки, небо. Вроде бы ничего такого, а за душу берёт. Как живое, настоящее, – вздохнула баба Катя. – Я своё детство вспомнила, ещё до войны. Мы в деревне жили. Лимита, беднота, зато в такой красоте. Всю жизнь мечтала вновь вернуться в свои края, посмотреть, полюбоваться, подышать тем воздухом. Но не сложилось… А потом уж некого навещать стало.
В глазах бабушки заблестели слёзы.
– Меня ж ишшо малявкой в город отправили работать, чтобы выжить. Здесь и осела. Замуж вышла, и удачно. Мальчишек двоих родила… Всю жизнь работала. Мы с Клавдией Никифоровной тогда и познакомились, она в парткоме была… Спасибо, с квартирой помогла. С мужем свою однокомнатную получили, хорошую такую. Иначе б свой век в коммуналке доживали.
Баба Катя вздохнула, задумавшись. Видимо, её мысли со своего мужа перешли на будущего Аниного.
– У жениха твоего, кажись, лицо знакомое. Видела его раньше, вспомнить бы ещё – где.
– Так здесь, наверное, и видели. Или путаете с кем-то. Костя на Данилу Козловского похож, есть такой актёр популярный. Может, по телевизору видели.
– Может быть и видела – кто знает. Памяти-то совсем не осталось.
Баба Катя снова задумалась. Затем посмотрела на крупный циферблат наручных часов и засобиралась.
– Домой пора. Телефон на полочке оставила. Сейчас дети созвон устроят, а я не отвечу. Мигом примчат спасать. Пусть уж лучше работают, – Катерина Степановна тяжело поднялась и, опираясь на трость, пошла к подъезду.
Аня огорчилась. Соседка с третьего явно из неразговорчивых, а с бабой Катей будет интересно поговорить.
– Я тоже пойду, – сказала она. – Приятно было с вами познакомиться.
Клавдия Никифоровна повернулась к ней, ещё раз прошла взглядом по спортивной форме на стройной фигурке.
– Взаимно, – ответила она и посмотрела в глаза.
– Ещё увидимся.
– А как же, – величественно ответила бывшая работница парткома.
На доли секунды Ане показалось в её взгляде то ли жалость, то ли тоску, то ли обречение. Может, Клавдия Никифоровна вспомнила свои молодые годы, когда всё впереди. А когда доживаешь до пенсионного возраста невольно думаешь о том, что жизнь на исходе.
Дома Аня вбила в интернет-поиске «Борис художник». Появившиеся в гугле ссылки, явно не про него.
Глупая идея, это ж как иголка в стоге сена. Он мог быть не так известен, как тот хлыщ из телека. Он мог взять псевдоним – нормальное явление среди творческих людей. Он мог укатить в Москву или Питер. Или вообще за границу и получить там признание, если действительно так талантлив.
И всё же: что он хотел нарисовать? Может, пейзаж? В середине стены деревья с пышными кронами. Вверху небо с облаками или птицами. Внизу дорога или река, которые спускаются вниз, к плинтусу. Хм. А что? Очень даже похоже.
Да, наверняка это пейзаж. За окном снова зашелестели липы, словно соглашаясь с догадками.
Ночью Ане снилось, что теперь художник – она. И она решила раскрасить ту самую стену. От одной лишь мысли была счастлива.
Проснувшись утром, она пробила через поисковик, как раскрасить стену своими руками. Фон у неё был готов, и даже эскиз имелся. Акриловые краски она заказала через интернет. Заказ должен был прийти через несколько дней.
В период ожидания Аня высматривала новые фрагменты, обводя их карандашом. И это было так увлекательно! Порой ей казалось незримое присутствие Бори. Может, он чувствовал, как другие хотят вдохнуть вторую жизнь в его картину. Или видел её в своём сне. Эта незримая связь будоражила, открывая целый мир для фантазий. Словно она в начале романа, когда ценится каждое мгновение, и ещё не знаешь, что принесёт следующее.
Невинное увлечение затянуло, как болото. У своей будущей картины Аня стала проводить большую часть дня и вечерами задерживаться всё дольше. Отправлялась спать, когда жаворонок Костя уже досматривал третий сон.
– Ты изменилась, – как-то сказал он ей за ужином.
– В плане?
– Стала более отстранённой, что ли. Вечно витаешь в облаках.
– Да? Странно, не замечала этого.
– Ещё почти перестала готовить. А перебиваться с бутербродов на пиццу с пельменями не слишком полезно для здоровья.
Аня открыла рот, чтобы возразить – «какого черта?! она же не кухарка!» – но осеклась. Вспомнила свои последние дни. Она действительно всё забросила. Если бы не звонки и оповещения по работе, то совсем не отрывалась от своей новой идеи. Так что упрёк Кости был вполне справедливым.
– Извини, столько всего навалилось, – она почувствовала, как щёки налились краской после наглого вранья.
– Может, вечером сходим прогуляться? Заодно холодильник пополним.
– Да, давай. Отличная идея.
Правда, реализовать её не удалось. Внезапно начался ливень, продолжившийся ночной грозой. Аня была этому только рада: можно было со спокойной совестью продолжать любимое занятие.
Утром она встала ещё позже обычного. Время приближалось к обеденному, почта была завалена письмами, телефон пищал от сообщений по мессенджерам, график сдачи очередной работы она затягивала.
Появилось чувство вины. Она забросила вообще всё, и Костя ещё спокойно указал на это.
Из спальни она чуть ли не бегом пробежала через гостиную на кухню, стараясь не смотреть на эскиз. Как тайная любовница, которая решила избегать встреч с партнёром, пока все не узнали об их интрижке.
На кухне она обнаружила перестановку. Стол, который Аня придвигала к окну, оказался сдвинут обратно ближе к стене. Причём, неровно, одним углом к подоконнику. Странно, что бы это значило? Зачем Костя – а кто ж ещё? – решил вернуть всё обратно? Может, это такой намёк – отмотать время назад? Хотя это не в его стиле: её избранник всегда был прямолинеен. Или так он решил выразить своё недовольство? Они были вместе примерно год, но до серьёзных обид и ссор не доходило. Поэтому Аня не представляла, каков Костя в таких состояниях.