Картина
Шрифт:
7
Господин Асандр, директор музея изобразительных искусств города Гедеона, был сокрушен несчастьем. Он очень дорожил новым приобретением музея, только собирался приступить к исследованиям, чтобы попытаться определить автора, потому что полотно явно создано рукой мастера, и даже не без вмешательства магии, в существование которой директор уверовал после того, как впервые увидел картину.
И вдруг – картина похищена. Гром в ясном небе не так поразил бы господина Асандра, как это преступление.
Когда он утром приехал в музей и увидел полицейских в мундирах и в штатском, то понял,
Подчиненные отвели его в кабинет, уложили, вызвали "скорую помощь", опасаясь, что у госпрдина директора может случиться удар. Ближе к вечеру господину Асандру стало полегче. Его осторожно посадили в автомобиль, и один из служащих отвез его домой, где передал с рук на руки жене и медсестре…
Господин Асандр лежал теперь в домашнем кабинете на диване и с безнадежным унынием смотрел в потолок. Врач запретил ему даже думать о краже, и он добросовестно старался не думать. С потолка он опустил взгляд на обстановку. В кабинете, в святом месте, где его никто не смел отвлекать, все было, как он хотел. Хозяином здесь был только он. Здесь – в комнате с высоким потолком и антикварной мебелью: массивными книжными шкафами с полками, прогнутыми под тяжестью старинных книг; с мягким обширным кожаным диваном, занятым сейчас хозяином; с гигантским письменным столом с бесчисленными ящиками и ящичками и с аккуратно разложенными на зеленом сукне бумагами и книгами, с двумя креслами с высокими резными спинками у стола.
В этом кабинете посетителя должен был охватить почтительный трепет перед наукой, учеными, а следовательно, и самим хозяином. Кабинет требовал тишины, и все ссоры, прокатившись по дому, отданному под начальство жены, весьма энергичной женщины, здесь затихали. Наверное, поэтому господин Асандр и любил так свой кабинет, где укрывался от всех невзгод. Вот и сегодня, тяжело переживая пропажу, господин Асандр потребовал уложить себя в кабинете…
Туда и направлялся Сириск, неся под мышкой завернутую в плащ картину…
Поначалу, когда по адресу, полученному в справочной, он нашел место жительства директора музея – небольшой, несколько обветшалый особняк, построенный в начале века, – его не захотели впустить: ему холодно сообщили, что господин Асандр болен и никого не принимает, и попытались бесцеремонно захлопнуть дверь, но Сириск столь же бесцеремонно сунул ногу в щель и скороговоркой протараторил, что он коллега господина Асандра из столицы и что у него радостная весть о картине, исчезнувшей из музея. Посоветовавшись с хозяйкой, прислуга впустила-таки его в дом и провела к кабинету. Заявив, что разговор будет конфиденциальным, Сириск вошел один и плотно притворил за собою дверь.
На диване он обнаружил упругого толстячка с малиновым склеротическим румянцем на щеках, лысого, если не считать нескольких жидких прямых прядей, зачесанных назад. Как понял Сириск, это и есть господин Асандр.
– В чем дело? – негодующе произнес господин Асандр, скосив на Сириска глаза. – Я же предупредил, что болен и никого не принимаю.
– Но меня вы, я думаю, примете.
– Я болен, – упрямо повторил господин Асандр. – Какие там приемы?
– Я вас вылечу, – насмешливо возразил Сириск.
– Вы что, врач? – недоверчиво спросил господин Асандр.
– Нет, я ваш коллега, искусствовед, – представился Сириск, на всякий случай не называя имени. И пояснил: – Я тут проездом..
Господин Асандр, сопя и тяжко вздыхая, медленно сел, нашарил шлепанцы.
– У вас в музее несчастье, – продолжал Сириск. – Похищена ценная картина. – Он начал разворачивать плащ. – Но по странному, совершенно удивительному стечению обстоятельств наутро я обнаружил ее в своей машине – видимо, ночью ее подбросили.
Господин Асандр лихо вскочил с дивана.
– Где она?
– Вот! – Сириск небрежно бросил полуразвернутую картину на письменный стол.
Господин Асандр с радостным криком ринулся к картине, а Сириск хладнокровно уселся в кресло и уставился на дрожащего от нетерпения директора, наблюдая, как тот, путаясь торопливыми пальцами в складках плаща, высвобождает картину.
– Я мог бы оставить ее себе, – заговорил Сириск вкрадчиво. – Не так ли? И никто никогда не нашел бы ее. Многие похищенные картины до сих пор не найдены. Но я не сделал этого. Не только потому, что я не вор, – с достоинством продолжал он, – но еще и из принципа… у меня, видите ли, есть свои принципы. Я реалист и отношусь к искусству с позиций реалиста. Но, несмотря на то, что я отношусь к искусству несколько своеобразно, – настоящее искусство я уважаю.
Господин Асандр между тем стоял возле окна и пристально разглядывал картину, бережно придерживая за подрамник.
– Я понимаю, – продолжал Сириск. – Рембрандт, Рубенс, да Винчи, Босх, Гоген, Пикассо, Веласкес, Модильяни и прочие… О них спорят. Они восхищают одних, раздражают других… Но полотна их в первую очередь – произведения искусства. В них заложено нечто, не оставляющее нас равнодушными. А вот эта картина – "Избавление…" – лжива. Ну, разве можно такое вот создание, хоть и семнадцатого века, считать произведением искусства?.. Я не знаю, кто впервые додумался восхититься ею, но он выбрал неподходящий объект… Я хорошо знаю людей и допускаю, что из подхалимства и лести, отдавая дань моде, они стали восхищаться этой мазней. Каждый полагал, что возразив, зарекомендует себя ничего не смыслящим в искусстве. Помните эту сказку… о голом короле?.. Какой-то швед или датчанин ее написал… Очень напоминает… И "восхищенных" становилось все больше. И, наконец, они оказались в таком количестве, что составили общепринятое мнение. А оно, сами знаете, огромная сила… И хоть я давно уж не дитя, но я утверждаю: король ваш – голый. Потому что на самом деле эта картина – пустая мазня посредственного средневекового живописца. Я бы ее и даром не взял. Но как умудрились ошибиться вы? Вы, директор музея, ученый искусствовед!
Господин Асандр в продолжение всей речи Сириска молча осматривал, чуть ли не обнюхивал, картину. В том, что она – не подделка, сомневаться не приходилось: господин Асандр, определил это по некоторым приметам, известным только ему. Однако в чем-то она изменилась…
– Нет, я не ошибся, – тихо произнес он. – Это гениальная вещь.
Сириск с сомнением взглянул на картину: она больше смахивала на трактирную вывеску, – и неодобрительно покачал головой.
– Но я не пойму, что с ней случилось… – озадаченно промолвил господин Асандр так, словно беседовал сам с собой.