Картина
Шрифт:
– Поездка твоя, пребывание там, необходимые расходы, о них ты мне отчитаешься, и возвращение, – за мой счет. Посмотри на месте, что это за картина, в самом ли деле стоит она того, что за нее заплатили? Если картина стоящая, то, как всегда, постарайся ее… м-м… взять. – Сириск не любил грубых и резких слов. – И немедленно обратно. Встретишь затруднения, звони. Говорить будем, как условлено. Помнишь?
Руф кивнул.
– Все будет, как надо, – пророкотал он.
Сириск уставил на Руфа указующий палец.
– И чтобы за время работы – ни грамма спиртного. Даже пива.
– Ну, конечно, о чем
Затем они договорились, что Руф возьмет напрокат машину, а счет за нее пришлет Сириску. На поездку Сириск дал Руфу три дня.
– Всего-то? – начал Руф. – Но…
– За такой срок можно весь Лувр вынести! – отрезал Сириск.
По возвращении Руф должен был созвониться с Сириском и договориться о встрече, но уже не у Сириска дома, а где-нибудь в более подходящем месте. Во время встречи Руф отдавал картину Сириску, получал чек на условленную сумму, и они разъезжались до нового дела. Система эта была неоднократно проверена и всегда срабатывала безотказно.
Они, как водится, немного поторговались о цене, причем Руф налегал на то, что жить стало тяжелей – все дорожает, а Сириск отзывался, что тяжелей стало жить не только ему, и советовал Руфу бросить пить, тогда денег будет хватать на более долгий срок.
В ответ Руф удрученно покачал головой.
– Не так-то просто: вдруг взять и бросить, когда организм уже, можно сказать, насквозь проспиртовался и душа все время просит… А разве душе откажешь? – Он виновато улыбнулся. – Сколько раз пробовал – не могу.
– Да мне, собственно, все равно, – сообщил Сириск равнодушно. – Я в чужую жизнь не суюсь.
Затем Руф получил задаток, и они распрощались.
Когда внизу за Руфом гулко захлопнулась входная дверь, Сириск, сунув руки в карманы, подошел к окну. По подоконнику стучал дождь, крупные капли сползали по оконным стеклам. Сириск видел, как Руф, нахлобучив подобие шляпы и подняв воротник заношенного плаща, перешел на противоположную сторону улицы, свернул налево и, нахохлившись, поспешно направился мимо освещенных витрин к остановке такси.
Сириск был знаком с ним давно, еще с университета. Руф был на несколько лет старше, учился на том же факультете, что и Сириск, но больше увлекался спортом, чем искусством. Незадолго до получения диплома он по каким-то неясным, впрочем, и не интересовавшим Сириска причинам вынужден был покинуть университет, и Сириск на многие годы потерял его из виду.
Сам Сириск, окончив университет, некоторое время не мог решить, чем заняться.
Многие сокурсники его были детьми богатых родителей, разбирающихся в искусстве, заядлых коллекционеров, владеющих целыми частными музеями, куда посторонним доступ был закрыт.
Сириск догадывался, откуда приходят к ним отдельные картины. Так, будучи в гостях у одного своего приятеля по университету, который пригласил его на три дня поиграть в гольф, Сириск заметил в одной из многочисленных комнат старинного особняка картину, о которой не раз читал как о похищенной. Хорошенько разглядев ее и убедившись, что приметы совпадают, Сириск намекнул о своей догадке приятелю, а тот, смутившись, начал утверждать, что это лишь тщательно выполненная копия. На следующий день на ее месте висела другая картина. Сириск промолчал.
Но вот, оказавшись после университета без дела и без денег, – отец его к тому времени успел разориться, и Сириск, покинув родительский обветшалый кров, начал самостоятельную жизнь, – он решил временно зарабатывать деньги кражами из музеев некоторых ценных, но не очень известных картин, – Сириск никогда но был щепетилен в способах добывания денег.
Как он выяснил, музеи столицы охраняются гораздо лучше музеев провинции, и Сириск отправился в турне по провинциальным музеям. Несколько первых, весьма хитроумных, похищений, оставшихся безо всяких последствий, воодушевили его, и Сириск начал работать проще, смелей, но с прежней осторожностью. Он выбирал картину, тщательно продумывал план действий, похищал ее, отвозил домой и, спрятав в надежный им самим придуманный тайник, начинал подыскивать подходящего богатого покупателя. Долго искать не приходилось, поскольку тогда уже считалось, что наиболее надежный вклад капитала – в старинные произведения искусства, а Сириск чрезмерных цен не запрашивал. Вечерами он, извлекая картину из тайника, любовался ею, напоминая при этом Скупого рыцаря в заветных кладовых.
Найдя покупателя, он сторговывался в цене и обменивал картину на деньги.
Неожиданно от какого-то дальнего родственника, – уже после смерти родителей Сириска, – к нему по наследству перешла одна из маленьких столичных контор по перепродаже недвижимого имущества. Она стала прекрасным прикрытием подпольного бизнеса и придала Сириску определенный вес в обществе.
В сейфе родственника Сириск обнаружил документы, свидетельствующие о крупных земельных махинациях прежнего владельца, и досье на высших чинов столичной полиции с тщательно подобранным компрометирующим материалом. Первую папку он сжег, остальные спрятал понадежнее.
Вскоре к Сириску наведался один из числящихся в досье комиссаров полиции, представился старым другом покойного, едва не плакал от горя из-за "постигшей утраты", а затем очень осторожно попытался выведать судьбу компрометирующего материала. В ответ Сириск дал довольно ясно ему понять, что досье им сохранены, надежно защищены, и что, если понадобится, он, Сириск, не замедлит воспользоваться ими…
Постепенно высшие полицейские чины стали, а вернее, прикинулись его лучшими друзьями. Сириск почувствовал себя спокойнее, хотя, естественно, был постоянно начеку, поскольку не верил ни одному льстивому слову этих коварных крыс…
Тогда Сириск был моложе и посещал различные заведения – развлекался… В одном из питейных заведений он встретил Руфа, опустившегося, растолстевшего, пьяного. Тот не сразу признал Сириска, а признав, стал рыдать на плече о загубленной жизни. Сириск заказал еще выпивки и довел Руфа до той стадии, когда начинают исповедоваться первому встречному, потом сочувственным тоном осторожно выяснил, как Руф живет и чем занимается.
Оказалось, что Руф уже давно не живет, а бедствует. Из университета поперли, спортсмен из него не получился, постоянной работы нет, да и не особенно требуется, любимая женщина вышла замуж за обеспеченного и устроенного, а сам Руф от таких напастей окончательно сник, растерялся и, сломленный неудачами, запил, потом втянулся и теперь не может бросить.