Карточный домик (Сборник рассказов)
Шрифт:
Говард кончил выпрямлять крыло и занялся теперь шляпкой-шлемом. Кто-то в лимонно-желтом «провиденсе», шурша шинами, проехал по улице. Вспомнив о времени, она взглянула на часы: было двадцать пять минут двенадцатого. Мама с папой будут довольны — они спросят ее за завтраком, когда она вернулась, и получат ответ: «Что-то около двенадцати». Они всегда жаловались на то, что Арабелла рано возвращается домой.
Потом она снова подумала о Говарде. Он уже выправил вмятину на шляпке и теперь замазывал царапину. Закрасив царапины на крыле, он притащил шлем и платье к гаражику и просунул их в дверь. Она быстро оделась и выехала на улицу.
Из-за ветрового стекла он разглядывал Арабеллу. Голубые глаза его, казалось, излучали мягкий свет.
— Как
Она изумленно посмотрела на него.
— Что вы сказали?
— Так, ничего. Это из рассказа, который я когда-то читал.
— О!
Она удивилась. Обычно механики не увлекаются чтением, да и все остальные тоже. Ее так и подмывало сказать, что она тоже любит книги, но она сдержалась.
— Сколько я вам должна? — спросила она.
— Хозяин пришлет счет. Я тут всего лишь рабочий.
— Всю ночь работаете?
— До двенадцати. Когда вы приехали сюда покупать платье, я только приступил к работе.
— Вы… вы очень хорошо починили мое платье. Я… я не знаю, что бы я делала…
Она оборвала фразу.
Мягкий свет, который излучали его глаза, погас. Теперь они смотрели холодно.
— Кто это был? Гарри Четырехколесный?
Ей было стыдно, но она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
— Да. Вы… его знаете?
— Немного, — сказал Говард, и она поняла, что этим «немного» сказано многое. При ярком свете рекламы Большого Джима лицо его, казалось, вдруг постарело, а в уголках глаз появились морщинки, которых она прежде не замечала.
— Как вас зовут? — отрывисто спросил он.
Она ответила.
— Арабелла, — повторил он. — Арабелла Радиатор. А меня — Говард Автострада.
Арабелла взглянула на часы.
— Мне пора, — сказала она. — Большое вам спасибо, Говард!
— Не за что, — сказал он. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Она ехала домой по пустынным темным апрельским улицам. Весна кралась за ней на цыпочках и нашептывала на ухо: «Как хорошо на колесах! Как хорошо на колесах!»
— Ну, — сказал на следующее утро отец, принимаясь за яичницу, — как этот двухсерийный фильм?
— Какой двухсерийный? — спросила Арабелла, намазывая маслом ломтик тоста.
— Ага! — сказал отец. — Значит, фильм был не двухсерийный!
— В некотором смысле, наверно, и в самом деле было две серии, — сказала мать. — Одна в кино, а другая — где-нибудь в другом месте.
Арабеллу стала бить дрожь, но она справилась с собой. Прямота ее матери напоминала рекламные телевизионные передачи. Это в какой-то мере гармонировало с яркими безвкусными микроавтобусами, которые она носила. Сегодня на ней было красное платье с выпуклой решеткой, изогнутой хвостовой частью и массивными темными стеклоочистителями. Арабелла снова подавила дрожь.
— Я… хорошо провела время, — сказала она. — И не сделала ничего плохого.
— И это все новости? — спросил отец.
— Наша целомудренная маленькая двадцатисемилетняя — почти двадцативосьмилетняя — дочь, — сказала мать, — чиста как первый снег. Наверно, теперь ты наложишь на себя епитимью — будешь вечерами сидеть дома и читать книжки.
— Я тебе говорила, что бросила читать книги, — сказала Арабелла.
— Читай себе на здоровье, — заметил отец.
— Бьюсь об заклад, ты ему сказала, что не хочешь его больше видеть, потому что он хотел тебя поцеловать, — сказала мать. — Ты всем так говорила.
— Нет, не сказала! — Арабеллу теперь опять била дрожь. — Как раз сегодня вечером мы с ним встречаемся снова!
— Вот это да! — сказал отец.
— Ура! — сказала мать. — Может быть, теперь ты станешь вести себя, как велит Большой Джим, — выйдешь замуж, будешь больше потреблять и поможешь своим сверстникам нести бремя поддержки нашей экономики.
— Может быть!
Арабелла отъехала от стола. Прежде она никогда не лгала и теперь была на себя сердита. Но только по дороге на службу она вспомнила, что, солгав однажды, нужно либо продолжать лгать, либо признаться во лжи. А поскольку о признании не могло быть и речи, ей оставалось либо поступить так, как сказала, либо по крайней мере делать вид, что так поступает. Сегодня вечером ей придется куда-нибудь пойти и пробыть там хотя бы до двенадцати, иначе родители станут подозревать ее во лжи. Кроме кинотеатра, ей ничего не пришло на ум.
Она выбрала другой кинотеатр, не тот, где они были с Гарри Четырехколесным. Когда она туда добралась, солнце уже село и фильм только начался. Она тут же пожалела, что не удосужилась взглянуть на название картины перед въездом в кинотеатр. «Золушка» считалась фильмом для взрослых, но зал наполняли в основном дети, и в своем большом автоплатье среди множества крошечных автоштанишек и автоплатьиц она чувствовала себя неловко.
Это был полнометражный мультипликационный фильм — сказка о приключениях хорошенькой маленькой Золушки, которая жила с мачехой и двумя ее некрасивыми дочерьми. Большую часть дня она проводила в углу гаража, моя и полируя платья-автомобили своей мачехи и ее дочерей. У них было полно всяких красивых платьев — «вашингтонов», «лансингов», «флинтов», тогда как маленькой Золушке доставались лишь отрепья. И вот в один прекрасный день сын управляющего магазином Большого Джима объявил, что собирается дать бал в гараже-дворце своего отца. Тотчас же сестры и мачеха заставили Золушку мыть и полировать свои лучшие платья. И вот она их моет и полирует, а слезы у нее все текут и текут, потому что нет у нее красивого платья, в котором она могла бы поехать на бал. Наконец настал долгожданный вечер: сестры и мачеха, сверкая хромированными деталями своих вечерних туалетов, весело направляются в гараж управляющего. Оставшись одна, Золушка падает на колени в моечной и горько плачет. Уже казалось, сам Большой Джим оставил ее, как вдруг появляется Добрая фея автомобилей в роскошном сияющем белом «лансинг де миле». Она стремительно взмахивает волшебной палочкой, и вдруг на Золушке, прекрасной как утро, оказывается платье «гранд-репидс» цвета гвоздики, с такими блестящими колпаками, что глазам смотреть больно. Итак, Золушка попадает на бал, и все танцы катается с сыном управляющего, а ее некрасивые сестры и мачеха сгорают от зависти у стены. Золушка так счастлива, что забывает о том, что волшебство Доброй автофеи кончается в полночь и, если часы на рекламе Большого Джима начнут бить двенадцать, она превратится в девочку-мойщицу автомобилей прямо посреди демонстрационного зала. Вспомнив об этом слишком поздно, она на большой скорости мчится вниз по аппарели, но впопыхах теряет одно колесо. Сын управляющего находит его, а на следующий день объезжает все окрестные гаражи и просит всех женщин, присутствовавших на балу, примерить его. Но оно такое маленькое и изящное, что не налезает ни на одну ось, как бы обильно ее ни смазывали. Примерив колесо на оси двух некрасивых сестер, сын управляющего хочет уйти, как вдруг замечает в углу моечной Золушку, полирующую платье-автомобиль. Золушке ничего другого не остается, как выйти из угла и примерить колесо. И что бы вы думали? На глазах у изумленных сестер и мачехи колесо легко садится на место, даже без единой капли смазки. Золушка отправляется с сыном управляющего, и с тех пор они счастливо катаются вместе.
Арабелла взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Домой ехать слишком рано, если она не хочет снова подвергнуться циничному перекрестному допросу.
Арабелла промучилась до одиннадцати, а потом уехала. Она хотела покататься до полуночи, и так бы оно и было, не надумай она поехать через город. И конечно же, она очутилась на улице, где находился магазин подержанных автоплатьев. Вид стилизованного забора вызвал приятные воспоминания, и, проезжая мимо, она бессознательно снизила скорость. Когда Арабелла поравнялась с въездом, колеса у нее уже еле-еле вертелись, а заметив облаченного в «пикап» человека, она и совсем остановилась, что получилось у нее вполне естественно.