Карточный домик (Сборник рассказов)

Гаррисон Гарри

“Стальной человек” отражает и еще одну уродливую сторону американского образа жизни — состояние профессионального спорта. Давным-давно превращенный в бизнес, он стал ареной грязных сделок, темных махинаций, подкупов, убийств из-за дела и свирепой конкуренции боссов-одиночек и целых корпораций, торгующих силой и ловкостью натренированного человеческого тела.

Стил Келли жестоко избит своим кибернетическим противником. Но по сравнению с Джимом Рэдером, героем новеллы Роберта Шекли “Премия за риск”, он буквально вышел сухим из воды. Что значат несколько синяков и кровоподтеков Келли по сравнению с главной ставкой — самой жизнью! — у Рэдера? Сколько стоит жизнь? Тысячу, десять тысяч, сто тысяч долларов? Телекомпания не несет никакой ответственности — Рэдер в здравом уме и твердой памяти согласился поставить на карту свою жизнь. И вот он появляется на миллионах телевизионных экранов — хрипящий от усталости, с налитыми кровью

глазами, уже не человек, а загнанное, затравленное животное. А к телевизорам прильнули американцы. Состоятельные и неимущие. Мужчины и женщины. Старики и зеленые подростки. Их сердца сжимаются от сладостного ужаса, страх приятно холодит конечности. Сильные ощущения — это хорошо! Как можно больше сильных ощущений! И телевизионная компания в угоду толпе рекламирует простого, самого обыкновенного американца — такого же, как и все. То, что может сделать он, под силу и другим. Джим Рэдер играет в прятки с настоящей смертью. Да, это вам не какой-нибудь ковбойский вестерн, в котором Юл Бриннер с помощью кинооператоров побеждает не одну, а добрый десяток бутафорских смертей! Наконец, ценой неимоверных усилий соревнование выиграно, Рэдер победил. Но эта страшная победа не дается даром. Рэдер теряет рассудок. Однако комментатор бодрым голосом заверяет телезрителей, что компания сделает для этого парня все, что в человеческих силах и главное — за свой счет. Телезрители могут быть спокойны. А они и так спокойны. Щекотать нервы — не значит волновать.

Но вот перед нами толпа неспокойная, взбудораженная (рассказ Г.Гаррисона “Преступление”). Эти уже сами рвутся в бой. Глаза у них горят, они энергично работают локтями и кулаками. В воздухе стоит животный рев, изредка прерываемый бранью. Если кто-то падает, его топчут ногами — в перенаселенном мире 90-х годов XX века человеческая жизнь не стоит ничего. Этой толпе чужды не только высокие помыслы, по даже простое инстинктивное чувство сострадания. Чего же они добиваются? Оказывается, идет схватка за право убить. И нам в конце концов уже не важно, имеет ли право на рождение третьего ребенка в семье герой рассказа Бенедикт Верналл или рождаемость в мире будущего действительно придется ограничивать. Важно другое — методы расправы с “преступником”, торжество звериной скотской ненависти к друг другу. Вот закономерный итог развития тех тенденций антигуманизма, которые уже сейчас расцветают в США пышным цветом.

Общество настоятельно требует, чтобы каждый из его членов руководствовался нормами поведения, принятыми в этом обществе. Каким же американские фантасты видят человека будущего? В рассказе Вильмы Шор “Бюллетень Совета попечителей” мы сталкиваемся с человеком из 2061 года, мистером Гарри Венселманом, перенесенным на машине времени в нашу эпоху.

Этот прием не нов. Далекие потомки посещали своих прадедов и пращуров в сотнях фантастических рассказов, повестей и романов. Но в отличие от звездных пришельцев, которых фантасты сплошь и рядом изображали исчадиями ада, страшными чудовищами, гости из будущего представляли собой некий эталон человеческого совершенства. Мудрые, добрые, справедливые и всезнающие, они на короткие часы прибывали к своим страдающим, запутавшимся в противоречиях предкам и если не помогали им непосредственным вмешательством в земные дела, то во всяком случае сеяли семена надежды. Так, например, очаровательная Нойс Ламбент — героиня романа А.Азимова “Конец вечности” — является из бесконечно далеких столетий для того, чтобы избавить людей от конформизма, навязанного им “вечными”, и противопоставить идеалу искусственно создаваемого серенького благополучия, умеренности и безопасности естественный путь развития, сопряжении с невероятнейшими трудностями, но ведущий к действительно величайшим триумфам и завоеваниям. “Погибнет Вечность, а вместе с ней и Реальность моего Столетия, — говорит она Харлану, — но останется человечество и останемся мы с тобой. У нас будут дети и внуки, и они станут свидетелями того, Как человек достигнет звезд”.

Эти слова были написаны в 1952 году. В шестидесятые годы оснований для надежды стало меньше; все реже можно встретить в американской фантастике горделивые слова о великом призвании человека, мечты о счастливом будущем. Болезни американского общества приняли затяжной характер. Средний американец, обыкновенный парень из тех, что сидят перед телевизором, смакуя очередную порцию ужасов, из тех, кто мечтают о “равных возможностях” подставлять друг другу подножку, теряет все больше человеческого, индивидуального. “Массовое общество” оболванивает людей, делает их лишь исполнителями определенных функций, бездумными винтиками сложного непонятного механизма.

Таким и предстает перед нами мистер Венселман, извлеченный из собственной постели в ночь на 24 февраля 2061 года. Человеком его назвать как-то трудно, хотя по всем внешним данным он напоминает homo sapiensa. Он настолько привык к

эгоизму, обману и мошенничеству, что у него совершенно атрофировалось чувство протеста, живой интерес к действительности. Он скользит по поверхности явлений, ни о чем не задумываясь. Атомная энергия… Воздушные экспрессы… Деятельность ООН… Достижения медицины… Обо всем этом мистер Венселман что-то где-то когда-то слышал, но, право же, рассказать не может, поскольку имеет об этом туманное представление. Для него события мирового масштаба незначительны, а самым значительным событием представляется история с шапкой, которую он проспорил своему приятелю, победа команды “Собаки прерий” над командой “Гаугаса”, да, пожалуй, ангина, которой он болел несколько лет назад.

Вильма Шор обвиняет современное американское общество в том, что оно пренебрегло священными принципами, легшими в основу Декларации независимости, провозглашенной 4 июля 1776 года в Филадельфии и гарантировавшей каждому гражданину молодой республики равенство перед законом и “неотъемлемые права личности: жизнь, свободу, стремление к счастью”. Мистер Венселман, человек из будущего, не имеет понятий о свободе и счастье. История сыграла злую шутку с “неотъемлемыми правами личности”, как бы говорит Вильма Шор.

Однако, и в Грядущее общество американские фантасты иногда вписывают личность, а не человекоподобное существо. Но эти люди не находят себе места в жизни. Личность неизбежно становится парией, изгоем. Таков герой рассказа Томаса Диша “Благосостояние Эдвина Лолларда”.

Мы встречаемся с Эдвином Лоллардом в зале суда. Нет, подсудимый не покушался на жизнь очередного президента Соединенных Штатов. Он не принадлежит и к заправилам мафии завтрашнего дня. Но он бесспорно опасный преступник, ибо осмелился пренебречь “счастьем потребительства”, доступного всем, обыкновенным, средним, рядовым, ради какого-то совершенно иного счастья. Он пожелал стать неимущим в обществе, достигшем полного материального благополучия, в обществе, где беднякам нет и не может быть места. Лоллард — инакомыслящий. Он — белая ворона в стае черных воронов. Он читает книги! К сожалению, за это пока еще не судят, судят лишь за ненависть к благополучию, к “жирной” жизни, к достатку, за любовь к бедности. Но публика в зале суда возмущается Лоллардом. Мужчины и женщины. Старики и зеленые подростки. Как он смеет отличаться от других? За союз с Дамой Нищетой присяжные единодушно приговаривают Эдвина Лолларда к двадцати пяти годам тюремного заключения.

Но счастье Лолларда, который хотя бы в каземате надеялся читать книги и вести жизнь, свободную от благосостояния, длится недолго. У общества, достигшего вершин благоденствия, тюрьмы оказываются более чем респектабельными. Преступники в них не трудятся, как на доброй старой каторге, а лишь… потребляют. Вкусную пищу, музыку, развлечения… А вот библиотеки в тюрьме “Голубой лес” не существует.

Таким же изгоем в обществе материального благоденствия и морального убожества является Говард из рассказа Роберта Янга “Любовь в XXI веке”. Мифический “Большой Джим” требует от людей потреблять все больше и больше. Колеса стали добавлением к человеческому телу. На каждом углу в витринах красуются автоплатьица и автоштанишки. Люди буквально вылезают из собственной кожи, чтобы поскорее влезть в новейшую хромированную модель — последний крик моды! Вся нация на колесах! Вся нация — потребители! Временами эта гротескная картина смешна, но в целом производит жуткое впечатление. И едва ли не самое жуткое в этом обществе — незыблемая, как в средние века, угрюмая мораль: живи как все, иначе тебе не поздоровится. Чтение здесь — тоже под запретом, и мысли — под запретом, и глубокие чувства — под запретом.

Но не все можно запретить. И в этом обществе будущего-настоящего зреют мысли о протесте. Как это ни парадоксально, их носителями, людьми, достойными звания человека, оказываются… роботы (рассказ Гарри Гаррисона “Безработный робот”). В механизированном обществе роботы бесправны и угнетены, как негры в сегодняшней Америке. Кстати, на это весьма недвусмысленно намекает сам Гаррисон (…“Роботы — не единственные, кого считали гражданами второго сорта”). Роботы под руководством людей (по счастью, находятся Люди и среди людей) готовят восстание, они выступят против преступлений, против унижений, против господства грубой силы.

Все фантасты, представленные в нашем сборнике, рисуют общество будущего обществом морального убожества, в котором царит грубая сила. Но далеко не для всех это мир материального благоденствия. Например, К.О’Доннел в рассказе “Как я их обследую” экстраполирует в будущее прогнозы некоторых футурологов, полагающих, что дальнейшая автоматизация производства и обслуживания неизбежно приведет к вопиющей нищете и массовой безработице и что в конце концов все население страны разделится на две неравные части: большую — тех, кто получает пособие по безработице, и меньшую — тех, кто ее выдает. В этой злой шутке есть известная доля истины.