Картонная пуля
Шрифт:
— Три дня.
— А в «Отдыхе», значит, случайно…
— Вот именно. Говорю, три дня. Зачем мне врать-то?.. В общем, приехал за вами в Мочище. И тут началась эта эпопея, к которой я по глупости подключился. Вот вкратце и все. Вопросы есть?
— Н-не знаю.
— Тогда переходим к тебе. Рассказывай.
— Что?
— Все. Я ведь ничего не знаю. Кто это был? С кем ты была? Теперь все равно о твоем приятеле узнают. Я ведь не из любопытства спрашиваю. Не исключено, что опасность еще не миновала. И имей в виду, ты не в милиции, так что давай на полную откровенность.
— Его
— И он работает на Малиновском графитовом комбинате?
— Да.
— Кем?
— Директором.
Я присвистнул:
— Каким директором? Самым главным?
— Да.
— У тебя хороший вкус.
Вообще-то губа не дура.
— При чем здесь вкус? — Настя зажмурилась, из-под плотно сжатых ресниц блеснули слезинки.
— Извини. Ты его любила?
— Я? Не знаю…
Пришлось ждать, пока она вновь соберется с духом.
— Будешь еще кофе? — спросил я.
— Давай.
— Сколько ему лет?
— Сорок семь, кажется.
— Давно дружите?
— Меньше двух месяцев. На дне рождения Сергея Дмитриевича познакомились. Нас с мамой туда папа взял… Ты ведь тоже там был…
— Чем же он так тебя увлек?
Вопрос, конечно, к делу не относился, но я не удержался.
— Не знаю. Может, просто устала — все время одна да одна… Дома и дома… Мне, наверное, тогда все равно было.
Можно сказать, на моих глазах, из-под носа девушку увели! А ведь прояви настойчивость, чем черт не шутит, и я мог оказаться на месте этого Краснопольского. Не в том смысле, что без головы, а в смысле лекарства от одиночества.
— Часто встречались?
— Всего раз пять или шесть. В основном, как раз по четвергам. У него четверг — самый свободный день.
— Всегда в этом коттедже?
— Да.
— Какой-то странный он себе коттедж выбрал.
— Это не его. Какого-то его друга. Свой тоже есть. Где-то ближе к Искитиму. Он ведь женат… Был… Поэтому не мог себя…
— Деньги давал? Извини, я не в том смысле, что… Просто отца твоего как раз и насторожило, что он у тебя деньги заметил.
— Я не хотела брать. Просто рассказала без задней мысли, что у нас в семье строгое отношение к деньгам. Отец дает понемногу, сколько считает нужным. Вот Павел и стал предлагать. Я отказывалась. А потом подумала, может, это его возбуждает? Может, ему так проще со мной общаться? Может, это придает ему уверенности?
— Он что — неуверенный?
— Вообще-то не производит впечатления неуверенного. Но внутрь-то не заглянешь.
— Кто еще был в машине?
— Шофер. И охрана по совместительству.
— Как шофер? Почему же ключи у Краснопольского в пиджаке оказались?
— Он сам иногда ездит… Ездил. Ему нравилось. У него ж две машины. Одна служебная, другая личная — джип.
— Что же он без охраны с тобой не мог встречаться?
— Ему без охраны не полагается. По статусу… Да и не в этом дело. Просто он же, ну, немного выпивал, когда мы… встречались.
Где моя голова!? Это же только я после попойки сажусь за руль, рискуя правами. А у нормальных людей на такой случай водитель имеется…
— Сейчас отвезу тебя домой, — постановил я. — Отцу придется все рассказать, а с милицией… Так или иначе, они на тебя скоро выйдут… Как я понимаю, и портфельчик твой там остался с тетрадками, и вообще, такую связь, скорей всего, не утаишь…
— Я никому из своих не рассказывала.
— Но это не значит, что твой директор не рассказывал.
— Он тоже, вроде, не из болтливых. И не в его интересах было афишировать… Женатый же человек все-таки.
— Не важно… В милицию не торопись, а сами найдут, расскажешь все, как было, как началась стрельба… Скажешь, что спряталась в бпальне и, улучив момент, выскочила в окно… Машину водить умеешь?
— Курсы заканчивала…
— Значит, выскочила в окно и уехала домой. Про меня молчи. Были только бандиты и вы. Никого из бандитов ты рассмотреть не успела. Понятно?
— Да. А почему нельзя про тебя рассказывать? Ты ведь только защищался?
— Не те у меня отношения с милицией, чтобы с ней в разборки вступать. И арестовать могут, а уж задержать-то — сто процентов.
Настя понятливо кивнула.
— …Но это не главное… Возможно, банда, которая на вас навалилась, решит, что им ни к чему лишние свидетели… Ты не очень бойся, потому что я, может, и преувеличиваю. Но все же оптимальный вариант для тебя — исчезнуть из Новосибирска, уж не знаю насколько. И отец, наверное, будет того же мнения.
— А ты? — спросила чудесная девушка…
Глава 5
Отправив Настю домой, я не без сожаления навсегда захлопнул блестящую дверцу «Марка» и в офис «Геннадия Степановича» поехал на метро.
Кроме Треухина, в кабинете присутствовал верный пес директора Котяныч. Я не стал скрывать правду, поведав ее в нескольких фразах. Котянычем овладела немота. На лице Треухина затряслись толстые, похожие на мочалку, щеки.
— Надеюсь, юноша, вы не шутите… — выдавил он с угрозой и принялся звонить домой.
Что и говорить, случай приключился невероятный, к тому же несло от него свежим жаром жирного блина, сдернутого с раскаленной сковородки.
— Настя, с тобой все в порядке? — прогундосил директор в трубку. — У меня в кабинете один человек, твой знакомый. Сергей… Рассказывает невероятные вещи о том, что произошло сегодня… Скажи только: правда или нет?.. Да… Хорошо… Сиди дома и никому не открывай…
Судя по отрывистым репликам, директор опасался «жучков» и не хотел афишировать свои проблемы перед специалистами-энтомологами.
— Нет, ну каков козел! — зарычал Геннадий Степаныч, закончив переговоры с дочерью. — Мне даже не жаль, что он так плохо кончил! А ведь были знакомы! Кто бы мог подумать!
Я наблюдал за странной человеческой натурой, выпускающей пар. По дочери только что молотили из автоматов, а он переживает из-за паршивого секса. К тому же Котяныч не однажды намекал, что Треухин, несмотря на толстые щеки и преклонный возраст, и сам не чужд известных банно-массажных процедур. Наверное, про «массажисток» ему не приходит в голову, что они тоже чьи-то дочки.