Картонные звезды
Шрифт:
Юджин кричит уже в полный голос, и я был вынужден срочно опустить его на землю. Так вышло, что мне довелось положить его прямо у кабины грузовика. Трезво понимая, что на себе я все равно не смогу его далеко утащить, тоже принимаюсь громко звать на помощь. Однако на мои отчаянные вопли никто не отвечает, и самые нехорошие сомнения начали бередить мою и без того неспокойную душу. Присев на подножку грузовика, я вдруг подумал, что не мешало бы попробовать воспользоваться брошенной машиной. Ключей у меня, разумеется, не было, но такие чисто советские агрегаты всегда можно было завести простой отверткой. Рванув дверцу, я мигом уселся на продавленное сиденье и, выхватив из кармана перочинный ножичек, тут же провернул им замок зажигания, одновременно с этим нажав педаль стартера. Одна попытка, вторая… После десятой я понимаю, что что-то тут не так, и обескураженно вылезаю наружу. Открываю капот и только тут вижу, что на месте нет самой важной детали — аккумулятора. Не успел я посетовать по этому поводу, как слегка очухавшийся Юджин обнаружил отсутствие половины своей правой ноги. И тут началось такое, что вообще едва не свело на нет все мои усилия. Он так катался по земле, так жалобно выл и так скреб землю пальцами, что и меня привел в полное расстройство. Присев рядом с ним, я как мог старался его утешить, но что я, собственно говоря, мог сделать? Какие слова найти? Наконец он затих, а может быть, просто потерял сознание от боли. Мне же было некогда дожидаться, пока он сможет двигаться дальше. Действовать следовало быстрее и, бестолково пометавшись некоторое время по площадке, я решил нарезать из сидений опрокинутого джипа ремней, чтобы дальше нести раненого с их помощью. Но, после того как я принялся за дело, мысль об аккумуляторе вновь посетила меня. С помощью найденной монтировки я вскрыл помятый капот «Виллиса» и с немалым трудом вытащил оттуда вожделенную деталь. Еще несколько минут, и ГАЗ был заведен. Вырвав машину из-под завалившегося дерева, я с немалым трудом загрузил в кабину Юджина, после чего включил первую передачу. Особых навыков в управлении автомашинами у меня не было, но, пользуясь тем, что ни светофоров, ни встречного транспорта мне по дороге не встречалось, я довольно уверенно выгнал грузовик на опушку. Но куда же ехать дальше? Глухо стучал мотор, тяжело, со всхлипами дышал скорчившийся рядом со мной Юджин. Я же, неудобно изогнув шею, выглядываю из бокового окна. Дорога всего одна, и вела она через открытое пространство. «А вдруг опять налетят? — буравят мне голову безрадостные мысли. — И что мне тогда делать? Я-то, допустим, смогу выскочить из кабины… если успею. А Юджин? Если за отдельным человеком самолеты точно не будут гоняться, то автомобиль, хоть и покалеченный, они вряд ли упустят».
Но особого выбора у меня, увы, не было. Указатель наличия бензина в баке был сломан, и я даже не знал, надолго ли у меня сохранится нежданно-негаданная свобода передвижения. Итак, прочь сомнения! Я решительно вдавил в пол педаль газа, и грузовик, утробно завывая разношенным двигателем, помчался вперед, направляемый моими, не слишком уверенными руками. Господь в тот день был милостив, и мне удалось прошмыгнуть до ближайшей зеленки без происшествий. Ни один самолет не появился в воздухе, и ни одна канава не поглотила наш бесшабашно несущийся экипаж. Отдышавшись от пережитого стресса, я вдруг сообразил, что единственный шанс на спасение мы имеем лишь в том случае, если выберемся на какую-нибудь главную дорогу. Там были и дорожные посты, и батареи артиллерийского прикрытия, да и вообще — цивилизация! Но как на нее попасть? От давящей жары мозги мои едва ли не плавились, но я все же сумел определиться по странам света, используя свои все еще действующие наручные часы и солнце. Затем прутиком нарисовал на земле карту провинции и через минуту определил, что двигаться мне следовало на северо-восток. Вы будете смеяться, но открытие столь незначительного масштаба так меня приободрило, что, не теряя и минуты, я вновь уселся на водительское место.
— Убей, убей меня скорее, — вдруг запричитал очнувшийся радист, пока я сдавал задом на мало укатанный проселок.
— Да, да, конечно, — невпопад отвечал я ему, озабоченный тем, как бы не сверзнуться с невысокой насыпи, огораживающей рисовое поле, — вот только развернусь…
— Я очень тебя прошу, — не отставал он, протягивая ко мне сильно исхудавшую руку.
— Да ты что! — наконец дошел до меня смысл его настойчивых просьб. — Сумасшедший, что ли?
— Кому я такой нужен? — не отставал он. — Калеки у нас не в цене. Ну что тебе стоит?! У тебя же есть пистолет! Заодно и от меня избавишься.
— Да ты полный идиот! — повторил я со страстной убежденностью в голосе. — Вот у нас в стране был такой летчик, Маресьев, который потерял обе ноги. Но он не пал духом, а впоследствии даже смог вновь сесть на самолет и даже участвовал в боевых действиях. Так что, нечего расстраиваться, у тебя одна нога вообще не пострадала!
По юношеской наивности я полагал, что главное, это незамедлительно дать моему невольному спутнику некий моральный ориентир, который поможет ему противостоять всем превратностям явно неласковой судьбы. При этом я, конечно, напрочь забывал о том, в каком тот находился состоянии и положении. Сегодня-то я понимаю, что, окажись я на его месте, тоже жаждал бы скорой смерти в не меньшей степени. Но рядом с Юджином в тот момент сидел просто измученный и неопытный мальчишка, всецело поглощенный управлением малознакомым механизмом и втихую от этого балдеющий. Завораживающее, совершенно удивительное чувство покорения злобно рычащей таратайки в те минуты совершенно застилало для меня весь остальной мир. Да и не мог я выполнить его просьбу, моли он меня всеми богами мира. Юджин для меня был не просто человеком, а источником развединформации, а это для разведки святое! И для меня, как для самого непосредственного участника разведывательного сообщества, он в тот момент был свят вдвойне!!! Последний глоток воды — ему. Последний кусок хлеба тоже. У меня, правда, не было ни того ни другого, но если бы хоть что-нибудь и было, то он полностью мог на это рассчитывать.
Дорога, словно ползущая впереди капота бесконечная бурая змея, уводила меня все дальше и дальше, и мы с американцем поневоле поддались ее магнетическому влечению. Беседа, если наши реплики можно было так назвать, сама собой прекратилась, и мы словно два завороженных бесконечным удавом кролика следили лишь за непрерывно петляющей впереди колеей. За очередной рощицей словно бы из-под земли выросла приземистая будка дорожного поста, украшенная низменным шлагбаумом, который, в свою очередь, был словно спарен с неизменным часовым у противовеса.
Шлагбаум открыт для свободного проезда, но привлеченный странным видом нашего экипажа часовой вскидывает руку. Торможу. Минутная, но вязкая пауза. Бедный часовой никак не может взять в толк, кто это такой сидит за рулем. Но когда я распахиваю вторую дверцу и начинаю выволакивать из кабины едва дышащего Юджина, он впадает в тихую панику. Поначалу бестолково пометавшись у меня за спиной, он принимается призывно кричать в голос. На эти крики сбегается еще несколько человек, и все вместе мы вынимаем безвольно обмякшего Блейкмора из кабины и на руках относим в караульное помещение. Далее в ход идут обычные в таких случаях процедуры: ватку с нашатырным спиртом под нос, влажный компресс на лоб, массаж кистей рук.
Постепенно американец приходит в себя и, видя склоненные над собой иные головы, кроме моей собственной, облегченно вздыхает. Ему, наверное, кажется, что все мучения и кошмары позади и он наконец-то попал на вожделенную больничную койку. Не спешу его разочаровывать. Пусть хоть немного побудет в блаженном неведении. Управившись с раненым, вьетнамские товарищи воззыриваются на меня и непонятными мне словами, но очень понятными жестами показывают, что не прочь ознакомиться с моими документами. Развожу руками и, используя все свои познания в языках и скромное мастерство эстрадного мима, стараюсь внушить им, что я им не просто друг и союзник, а представитель военной разведки Советского Союза, конвоирующий представителя враждебной нации презренных американцев. Тычу пальцем в сторону полураздавленного грузовика, изображаю ладонями пикирующие самолеты и даю понять, что прочие сопровождающие нас товарищи благополучно смылись, оставив одного меня выполнять столь ответственное поручение. Вьетнамцы галдят, щебечут по-своему, но вроде верят. Один из них принимается звонить по телефону, а остальные, обыскав меня с головы до ног (береженого Бог бережет), позволяют посидеть рядом с раненым и попить свежего чаю. Окончательно пришедший в себя Юджин, привлеченный совершенно одуряющим ароматом свежезаваренного чая, тоже свешивается набок и жалобно просит пить. Спаиваю ему несколько блюдец, но тут же понимаю, что это у него не просто жажда, а поднялась температура.
— Еще бы ей не подняться, — сокрушенно бормочу я, — в такую-то жару и от такой дикой тряски. Ему бы сейчас лежать в холодке, в подземелье, пить лекарства и ни о чем не думать. А тут на тебе, все заново.
Напротив нас пристроился молоденький солдатик, круглыми от любопытства глазами ловящий каждый мой жест. Он явно из деревни и никогда в жизни не видел ни русских друзей, ни американских врагов. Его явно удивляет то, что «друг» так заботливо ухаживает за «врагом». Поит того с рук и даже кормит лекарствами из тощей караульной аптечки. Проникшись моими заботами, он вдруг срывается с места и через минуту возвращается с банановой гроздью и двумя солидного размера кокосовыми орехами. Предлагает кушанье, улыбаясь и подмигивая. Благодарю неожиданного спасителя и споро проковыриваю ножом в коричневой скорлупе одного их орехов две дырки. Первая кружка себе (в сторону жалость к поверженному противнику). Выпиваю жадно, залпом, с хрустом в горле. Чуть водянистое, прохладное молоко со свистом втягивается в мое пересохшее горло.
У-х-х, хорошо! Наливаю кружку Юджину и вталкиваю ее в его трясущуюся от вожделения ладонь.
— Мяу-р-р, — тут же доносится до моего слуха и откуда-то из-под стола выглядывает круглая головка маленького двухмесячного котенка.
Солдатик замечает его и громко топает босыми ногами, стараясь прогнать, но тот не пугается и, громко мурлыкая, подбирается поближе к вожделенной кружке.
— Тарелку, дай мне тарелку, — вполголоса просит меня Юджин, и я опускаю рядом с ним блюдечко из-под чая.