Картонные звезды
Шрифт:
Дотащив летчика до машины, мы осмотрели его более внимательно. Не найдя никаких серьезных ран, кроме обширного свежего синяка на правой скуле, мы оперативно смазали йодом мелкие порезы и в качестве успокоительного налили полстакана «змеиной» настойки. Тот с жадностью выпил ее и попросил еще.
— Хватит ему для начала, — не разрешил капитан. — Средство и так достаточно сильное.
Стулов усадил обмякшего летчика в кабину хозяйственной машины, а остальные принялись гадать, что с ним делать дальше. С одной стороны, выручить попавшего в переделку соплеменника было долгом воинской чести, а с другой — срывались наши собственные планы. Было ясно и без длительных расспросов, что аэродром, с которого взлетел сбитый пилот, находится далеко на севере. Возвращаться туда, значит, потерять еще один день, как минимум. Да и оттуда придется возвращаться, а это еще один день. Капитан явно находится в замешательстве. Но через пять минут машины продолжают движение в прежнем направлении. Примерно через пятьдесят километров выясняется,
— Ну конечно, как же, раскатали губищи-то, — недовольно бормочет Щербаков, ревниво прикрывая нашу спасительницу, — мы еле-еле патроны к ней нашли, а они хотят, чтобы мы их просто так выпустили в воздух. Хрен им!
Переговоры несколько затягиваются, и, понимая, что быстро мы отсюда не уедем, спускаемся вниз размять ноги. На вьетнамской «точке» царит просто образцовый порядок. Ни бумажки праздно валяющейся, ни даже окурка. Сразу вспоминается перманентный хаос, царивший в нашем собственном лагере. Здесь же прямо стерильная чистота, порядок и благолепие. Чувствуется, что поработала чья-то творческая и в то же время рациональная натура. Так, через явно заливаемую во время ливней промоину даже перекинут аккуратный мостик. Он хлипок на вид и ненадежен, но изящен и функционален. Можно отметить и две красиво вырезанные деревянные урны, врытые у занавешенных плотной сеткой входов в землянки. Посмотреть со стороны, так просто дом отдыха в миниатюре.
Расползаемся кто куда. Тоже любопытно посмотреть, как другие люди живут. Спускаюсь по ступенькам в землянку и рот мой непроизвольно растягивается чуть ли не до ушей. Чистюли пеленгаторщики, оказывается, спят в гамаках, которые, если смотреть строго объективно, будут даже похуже наших. Поворачиваюсь к другой стенке. На специальной деревянной вешалке висит оружие. Самое разное. Карабин СКС соседствует с трехлинейной винтовкой Мосина, а та, в свою очередь, прекрасно чувствует себя рядом с ободранным ППШ времен Второй мировой. «Наверное, от нас заразились такой разносортицей, — комментирую я про себя такой удивительный разнобой. — Значит, не одни мы бедствуем, у братцев-вьетнамцев те же самые проблемы». Слышу призывный звук автомобильной сирены и выбираюсь наружу. Оказывается, все уже погрузились.
— Садись скорее, — машет мне капитан, — поедем пилота пристраивать.
Пока мы едем, Преснухин рассказывает последние новости. Оказывается, примерно в двадцати километрах от нашего местоположения существует маленький, всего в одну полосу, аэродромчик, на который может совершить посадку санитарный самолет. Используется он редко, но для того, чтобы забрать подобранного летчика, туда специально за ним прибудет «кукурузник». Об этом пеленгаторщики в присутствии капитана попросили авиаторов, с которыми поддерживали ежедневную связь. И нам следовало лишь подвезти туда нашего нежданного попутчика. С такой задачей мы справляемся легко. Распугав резкими гудками клаксона небольшое стадо светло-бежевых, коровенок, выезжаем на территорию аэродрома. С виду его ни за что не отличишь от обычной насыпной дамбы, которые в изобилии воздвигнуты трудолюбивыми вьетнамскими руками по всей стране. Справа и слева простираются необозримые клетчатые поля, а для посадки самолета имеется лишь крохотное пространство не шире двадцати метров. Сильно порыжевшие стальные пластины посадочной полосы тянутся в коротко скошенной траве насколько хватает глаз. От нечего делать стучим по ним каблуками, проверяя на прочность. Ничего, еще вполне крепкие, самолет выдержат. Ждать аэродромную команду приходится не так долго. Из идеально замаскированного убежища вылезают несколько удивленных вьетнамцев. О нашем появлении они явно не были оповещены заранее, но все равно весьма дружелюбны и предупредительны. Показывают на мои часы и дают понять, что ожидают самолет через четверть часа. Заваливаемся на траву и предаемся неожиданно перепавшему отдыху.
К нашему неудовольствию, самолет прилетает раньше намеченного срока. Крутой профессиональный вираж и раскрашенный аляповатыми кляксами Ан-2 едва не плюхается растопыренными колесами в рисовые заросли. Но в последний момент летчик исправляет глиссаду и сажает машину точно на дамбу. Пока мы грузим в салон обмякшего после укола летчика, пока беседуем с довольно не плохо говорящим по-русски пилотами «санитарки», Воронин успевает написать некое послание, которое вскоре вручает для передачи более значимым авиационным начальникам. О чем он пишет — неизвестно, но, видимо, просит оказать ему
Снова дорога. (Да сколько же можно ездить! У меня, кажется, какая-то трясучая болезнь начинается!) Световой день к этому времени заканчивается как всегда не вовремя, и наша скорость резко падает. Тащимся медленно, как черепахи. Точнее, как слепые черепахи. Фары включать не безопасно — можно запросто попасть под ракету ночного бомбардировщика, и густо плывущие нам навстречу ухабы скупо освещаются лишь так называемыми «светлячками». Облегчить вождение в таких условиях они не могут, поскольку синий «медицинский» свет, истекающий из подобного рода «осветительных» приборов, способен только слегка рассеять мглу на расстоянии не более пяти метров от бампера. Но все равно, время от времени мерное наше движение прекращается в связи с требованиями военной техники безопасности. В машинах глушатся моторы, что сразу же заставляет нас обратить внимание на другие звуки — звуки вьетнамской ночи. Сразу слышится чье-то хриплое покашливание, стоны ночных птиц, шуршание жесткой южной листвы под мягкими звериными лапами. Поначалу было страшновато, казалось, что кто-то там крадется с самыми недобрыми намерениями. Но вскоре понимаешь, что это самые мирные из самых мирных звуков, и более на них внимания не обращаешь.
Хоть и с перерывами на скупую дремоту, но едем практически всю ночь. Медленно пробравшийся через плотные заросли рассвет застает нас в местности, значительно отличающейся от обычных равнин и лесных зарослей. Прежде всего изменился сам ландшафт. На горизонте появились очень даже приличные холмы, если не сказать горы. И даже растущие вдоль обочин растения стали выглядеть как-то иначе. По всему было заметно, что местная природа значительно отличается от той, которую мы наблюдали на севере и в центре страны. На одном из невысоких перевалов останавливаемся и спускаемся из кузова на дорогу. Хлопает дверца кабины, и смурной от бессонницы Воронин выстраивает нас в шеренгу. Пересчитав нас по головам, он начинает внеочередной инструктаж, чего не делал уже давно. Говорит о том, что надо бы наконец поднять с земли совсем утраченную нами бдительность, что народ здесь живет совсем не тот, что в северных провинциях, и что, по его сведениям, именно здесь случаются самые серьезные, так называемые «ковровые», бомбардировки. Мы дружно киваем свинцовыми от усталости головами, мечтая только об одном, поскорее упасть куда-нибудь и уснуть.
— И последнее, — завершает капитан свою речь, — сегодня мы, кровь из носу, должны начать работать. Итак мы пропустили все сроки, отпущенные командованием на марш-бросок. Камков! — повышает он голос. — Не спать в строю! На тебя, можно сказать, последняя надежда, а ты стоишь тут, как вареная сосиска!
— Нэ вареная, — с трудом разлепляет Камо глаза.
— А какая же? — удивляется капитан.
— Жа-рэ-ная, — по слогам выговаривает он, хотя бы этой шуткой стараясь поднять всем настроение.
Все действительно смеются. Улыбается и капитан, правда как-то грустно.
— До обеда нам нужно найти какое-нибудь пристанище, парни, — уже более мягким тоном произносит он. — Не спите, смотрите по сторонам, ищите подходящее место. Близко должна быть проточная вода. Должны расти высокие деревья, для установки антенного комплекса и маскировки автомашин, и рельеф местности тоже должен соответствовать… — он запинается и делает выразительное движение пальцами правой руки: — Соответствовать общей незаметности нашего здесь присутствия.
Место, обладающее столькими достоинствами, удается отыскать не скоро. Только к середине дня наше внимание привлекает небольшой живописный овраг, уходящий вправо от дороги. Текущий по его широкому и на удивление плоскому дну ручей как нельзя лучше отвечает первому требованию капитана. Поэтому сворачиваем на обочину и высылаем в разведку Басюру с Щербаковым. Первый из них должен оценить, насколько глубоко можно проехать по дну оврага, задача второго — общая оценка пригодности данного места. Минут через двадцать они возвращаются с добрыми вестями. Кроме воды и большого количества зрелого бамбука им совершенно неожиданно удается отыскать две искусственные пещеры. Теперь на исследование оврага идут все остальные. Вскоре становится понятно, что задолго до нашего появления это место использовалось кем-то еще. Хорошо заметны следы того, что некогда здесь производились расчистка большого пространства от вездесущей растительности и облагораживание ручейка. В одном месте русла даже вырыто что-то похожее на купель, в которой одновременно могут мыться не менее трех человек. Сохранились остатки навеса и довольно длинного стола.