Картонные звезды

Косарев Александр Григорьевич

— Ты что здесь застрял? — орет подскочивший откуда-то сзади Камо. — Бросай все! Не слышишь разве, что новая волна самолетов сюда идет? — Он с тупым стуком впечатывает две полные канистры в землю и резко дергает меня за плечо: — Давай, шевелись быстрее, заправочная цистерна тут рядом, с гаражом. Торопись, а то вытечет вся! Худая она уже!

— Не видишь, что ли, — скинул я его руку с плеча, — здесь мальчишка раненый. У тебя нет ничего, чтобы перевязать его?

— Па-ла-ток есть, — выхватывает Камо из кармана хоть и залоснившийся от долгой носки, но все же относительно чистый носовой платок.

Едва мы закончили перевязку маленького пациента, как вновь истошно завопила ручная сирена воздушной тревоги. Подхватив и канистры, и раненого малыша на руки, мы бросились в ту

сторону, в какую бежали и немногочисленные жители, уцелевшие после первого налета. Тонкий режущий душу свист реактивного двигателя над головой, — и мы дружно катимся по траве. Ба-бам, ба-бам! Грохот, грязь, в отбитых ударной волной ушах наступает глухая тишина. Поднимаю разом потяжелевшую голову, надеясь понять, откуда грозит основная опасность. И тут же два F-104, прозванные в нашей среде «летающие гробы», небрежно, будто для острастки постреливая из пушек, молниями пронеслись над нами, круто поднимаясь к зениту. Бросаю взгляд вокруг себя. Вижу, что сзади набегают несколько припозднившихся женщин. Поймав за юбку какую-то истошно визжащую молодку, я чуть не силой вручаю ей ребенка и сам несусь обратно, на поиск брошенных на полдороге пустых канистр. Поднимаю их с земли и (что делать) несусь их наполнять. Видно, что на сей раз, после второй атаки, поселок опустел совершенно. Справа смрадно чадит авторемонтная мастерская, и я огибаю ее, рассчитывая, что топливные емкости должны быть где-то поблизости. Вскоре за просевшей после взрыва стеной пыли вижу древний грузовичок с простреленным передним колесом и заветной емкостью солярки, пристроенной в его кузове. Дверь в кабину откинута в сторону и вся изрешечена пулями и осколками. Оттуда боком свешивается убитый наповал водитель в военной форме. Он, бедняга, видимо, намеревался вывезти топливо, но не успел. Цистерна тоже повреждена в нескольких местах, и тоненькие струйки мутноватой, некачественной солярки сбегают по ее ржавой стенке.

— Хоть бы все не вылилось, Господи, — бормочу я, торопливо заталкивая первую канистру под тощий ручеек так необходимого нам горючего, — только бы успеть пару канистр наполнить!

Оставаться около машины в тот момент, когда самолеты вновь могли явиться на очередную штурмовку, было крайне опасно. Бензин, оставшийся в се баке, и вытекающие остатки солярки могли дать просто сверкающую (в прямом смысле этого слова) добавку к взрыву даже самого маленького снаряда. Нервно стучу пальцем по канистре. Нет, все еще лишь четверть налилась. Вот если бы как-то накренить всю машину… Но как это сделать? Уцелевшее колесо, что ли, отвинтить? А чем?

И тут я вспоминаю о пистолете, без всякой пользы вот уж какой день болтающемся у меня за поясом. Ящерицей выползаю из-под цистерны и вытаскиваю «ТТ». Сердце стучит, словно паровой молот, руки прыгают и, чтобы не дай Бог не промахнуться, подношу ствол почти к самому ободу (хоть бы канистру отодвинул для приличия). Выстрел! Машина со свистом оседает еще глубже, и ток солярки усиливается. Ударом ребра ладони поспешно сбиваю пробку со второй канистры и протискиваюсь с ней в резко уменьшившийся просвет. «Вот теперь порядок, — думаю с некоторым облегчением, — теперь быстро наполнится».

Откуда-то сзади плавно нарастает знакомый свист реактивных двигателей, и я инстинктивно сжимаюсь в еле видимый сверху комочек.

— Что же вы, суки, не отвалите-то отсюда? — негодую я в душе и в бессильной злобе сжимаю кулаки. — И так уже все разгромили.

«Ох, как они сейчас врежут по этой дурацкой машине, — нетерпеливо толкаясь, лезут в голову непрошеные мысли, — то-то славный шашлык из меня получится!»

Неожиданно слышу характерный стук ожившего зенитного пулемета. А через какие-то мгновения и ответную пальбу, но уже с самолетов.

— Вот спасибо, вот спасибочки, — словно в забытьи бормочу я благодарность неизвестному пулеметчику, поспешно закрывая наконец-то наполнившуюся емкость, — век тебя не забуду.

Поскольку вторая канистра полна, я, словно кокосовый краб, задом выползаю из-под изувеченной машины. Утираю обильно льющийся со лба пот и вскидываю глаза к небу. Самолетов пока не видно и я, подхватив сильно потяжелевшие банки, грузно семеню

к окраине. Короткий парализующий волю свист и плотная ударная волна мощным пинком сбивает меня с ног. Над головой проносится такая волна жара, что даже волосы на затылке начинают трещать. Вскакиваю и бегу уже в полную силу, откуда только прыть взялась! Пробежав метров двести, обессилено падаю и только теперь оборачиваюсь. Недалеко от меня жарко полыхает здание колхозного свинарника, и из его ворот с истошным визгом разбегаются сумевшие как-то вырваться животные. Веду взглядом по сторонам и вижу, как от единственно уцелевшего здания поселковой конторы, пригибаясь чуть ли не к самой земле, бежит Камо.

— В порядке, Саньчо? — кричит он, видя меня в лежачем состоянии.

Я киваю. Он подхватывает одну из моих канистр, и мы с ним несемся еще метров триста, пока не добираемся до длинного, так называемого «общественного» окопа. Скатившись в перекрытое бамбуковыми щитами некое подобие блиндажа, мы некоторое время лежим неподвижно, жадно глотая ртами сизый от гари воздух.

— Что, дальше идем? — спрашивает меня Камо, несколько отдышавшись.

— Не-а, — отрицательно качаю я головой. — Во-первых, канистры тяжелые, на себе мы их далеко не унесем. А во-вторых, ты же видишь, что в воздухе «гробы» летают. Подстрелят нас, как куропаток, когда через поле будем перебираться. Тогда вообще… атас наступит. И нам хана, и нашим деяниям тоже кранты!

Некоторое время сидим молча, затаившись, словно мыши в подполе. Самолеты все так же ревут над головами, пулемет с окраины все так же скупо огрызается. Еще несколько раз от близких взрывов содрогается земля, но чувствуется, что налет заканчивается. То ли боеприпасы у штурмовиков кончились, то ли горючее на исходе. Подношу к глазам часы, пытаясь определиться во времени, но они стоят.

— Ах, мерзавцы, — бормочу сквозь зубы, адресуя всю свою ненависть нагло жужжащим над нашим укрытием бестиям, — в довершении всего и «Омегу» мою испортили!

Трясу рукой, кручу головку завидной пружины. Нет, вроде бы пошли. Видно, забыл завести с утра. Вскоре наступает спасительная тишина. Выждав еще некоторое время (для верности), выбираемся наружу. Все вокруг горит. Те строения, которые в начале бомбежки не пострадали или были повреждены незначительно, теперь легко занимаются от искр, разносимых ветерком. Жар вокруг стоит просто нестерпимый, и мы начинаем обоснованно беспокоиться о судьбе нашей солярки. В два приема переносим канистры в водоотводную канаву и притапливаем их среди сильно разросшихся камышей. Деревня догорает. Мы устало сидим на пригорке и заворожено смотрим на пожар.

— Тоже, понимаешь, люди жили, — философски произносит Камо, энергично ковыряя в носу пальцем, — скотину разводили…

— Кстати, насчет скотины, — подскакиваю я, озаренный внезапной идеей. Там ведь свинарник сгорел. Свинины полно. Давай сходим туда, поищем хряка поздоровее. А то мяса путного уже несколько дней не ели.

— Вах, какая мудрая мысль, — мгновенно соглашается он, — пошли скорее, и вправду поищем.

Идем обратно, в который уже раз. Ведь стоящая перед нами задача на самом деле куда как более важна, нежели просто поиски пропитания. Для возвращения просто необходимо найти хоть какое-то транспортное средство, чтобы доставить тяжеленные канистры в лагерь. Конечно, в принципе можно дотащить их и в руках, но после нескольких дней вынужденного поста мы ослабли настолько, что сможем сделать это только к вечеру, когда генератор, на котором держится вся боеспособность нашей группы, уже наверняка остановится. Перебегаем от одних развалин к другим, и наши поиски вскоре увенчиваются успехом. Вначале находим один велосипед, прислоненный к чудом уцелевшему плетню, а вслед за ним и второй, валяющийся прямо посреди дороги. Вторая двухколесная машина хоть и слегка повреждена, но двигаться может. С помощью палок и веревок соединяем их за черные от копоти рамы, и вскоре самодельное транспортное средство готово к движению. Начинаем собирать и грузить трофеи. Подвешиваем на проволоке частично обгоревшего поросенка, трех мертвых кур, потерянную кем-то вязанку лука и еще какие-то съедобные мелочи. И тут я вспоминаю о пулемете.