Карузо
Шрифт:
Карузо, искренне восхищавшийся американским президентом, попросил у него фотографию с автографом и на следующий день получил большой портрет Рузвельта, подписанный лично ему. Естественно, в прессе известие о знакомстве Карузо с Рузвельтом произвело фурор и вызвало бурное обсуждение.
После Вашингтона труппа «Метрополитен-оперы» посетила Питсбург, Чикаго, Сан-Луис, Канзас-Сити — перед тем, как отправиться к западному побережью. И там турне было прервано неожиданным происшествием.
Семнадцатого апреля состоялось представление «Кармен» в оперном театре Сан-Франциско. Карузо находился в прекрасной вокальной форме (чего нельзя было сказать, кстати, в тот день
Родные и знакомые Карузо целые сутки провели в сильном волнении, пока в Европу не пришла весть, что с ним все в порядке. Поскольку тенор был самой колоритной фигурой в труппе «Метрополитен-оперы», слухи, как обычно противоречивые, затронули в первую очередь его. В одной газете утверждалось, что Энрико потерял при землетрясении все костюмы, в другой можно было прочитать, что имущество певца не пострадало. Правда, все сходились в одном: тенор чудом избежал гибели. Родольфо Карузо запечатлел эти ужасные события по воспоминаниям отца:
«Когда отец в ту ночь пришел после спектакля в гостиницу, то сразу лег спать. Проспав несколько часов, он вдруг проснулся (как впоследствии стало известно, это было в 5 часов 13 минут утра). Его кровать ходила ходуном. Подумав, что его будит камердинер, он сказал:
— Мартино, я устал, дай мне поспать.
И он опять заснул. Однако через несколько минут кровать подпрыгнула еще сильнее и на нее упал платяной шкаф с зеркальной дверью. Зеркало разбилось. Папа сел на кровати и увидел, что стены трясутся и с них сыпется штукатурка. Из разорванных труб в комнату хлынула вода, в результате произошло короткое замыкание. Все заискрило. Комната наполнилась запахом горящего каучука. Отец оцепенел. Он сидел на кровати, парализованный страхом. Конечно, он знал, что такое землетрясение — все же он рос рядом с Везувием, слышал о катастрофах в Лиссабоне, на острове Гваделупа. Но тогда он растерялся. Когда страшная вибрация чуть поутихла, он крикнул:
— Мартино! Мартино!
И в ответ услышал:
— Синьор Энрико! Синьор Энрико!
Из соседней комнаты выбежал верный Мартино. Подождав несколько секунд, они быстро побросали в две сумки самые необходимые вещи и ценности и ринулись вниз по лестнице, которая была уже охвачена пожаром. Лифт не работал. Они тащили сумки с одеждой и с ужасом наблюдали, как дым заполняет лестничную площадку. Наконец отец и его слуга оказались на улице. Мартино, переживая за дорогие театральные костюмы, сказал:
— Синьор Энрико, я сбегаю в театр поискать ваши вещи.
Отец остался с сумками один на тротуаре. Вокруг все было в развалинах. То и дело вспыхивали пожары, быстро перекидываясь на соседние дома. Многоэтажная гостиница все еще держалась благодаря стальному каркасу. В ее фасаде были трещины, и вода, бьющая из разорванных труб с каждого этажа, создавала впечатление огромного, низвергающегося каскадом водопада. Еще один подземный толчок наконец прервал доступ воды в здание.
Папа стоял в растерянности, пытаясь понять, что дальше делать. Вместе с несколькими друзьями, присоединившимися к нему, он стал думать, как выбраться из эпицентра землетрясения. Какая-то дама подошла к отцу и язвительно сказала:
— Да уж, синьор Карузо! Не знала, что вулканическое действие вашего Везувия распространяется на такое расстояние!..
Отец в ответ промолчал. Ему было не до шуток. Однако это на несколько секунд отвлекло внимание отца от вещей. Обернувшись,
Отец бросился вдогонку.
Он выхватил револьвер и выстрелил пару раз в воздух.
Эффект был изумительный. Китаец, напуганный выстрелами и воплями отца, бросил сумку и моментально исчез, будто растворился в облаках пыли и дыма.
Мартино возвратился с известием, что театр в огне и костюмы спасти невозможно. Но главное было то, что они живы, остальное являлось тогда неважным.
Некий американец, видя растерянность знаменитого певца, дал ему в распоряжение свой автомобиль и водителя. Погрузив скромный багаж, Карузо и Мартино попытались выбраться из города. Они ехали по улицам, охваченным огнем, и нашли прибежище на вершине холма вместе с группой других беженцев, где, как им показалось, было более безопасно. Наскоро перекусив, все обнаружили, что ни у кого нет с собой питьевой воды. В автомобиле же все бутылки оказались заполненными бензином. Пришлось пить теплую грязную воду из радиатора автомобиля.
Тем временем город продолжал гореть.
Поздним утром Карузо и других певцов „Метрополитен-оперы“ довезли до причала и посадили на паром, направлявшийся в Окленд. Там артисты нашли пристанище на вилле у друзей. На третий день после землетрясения труппа отправилась на поезде в Нью-Йорк.
На память об этом ужасном дне отец хранил старомодный воротничок, оторванный от рубашки; он был весь пропитан потом и сажей. На воротничке он написал дату бедствия и привез его в Нью-Йорк» [215] .
215
Enrico Caruso-Jr. My Father and My Family. P. 97–98.
Среди прочих вещей, которые Карузо лихорадочно собирал в горящей гостинице, был и портрет президента Рузвельта. Когда на машине певец выбирался из города, у входа в парк ему встретился патруль. Один из солдат спросил, что у него с собой. Карузо машинально достал большой портрет президента. Солдат ничего не слышал о великом теноре, зато изображенный на фотографии господин был, конечно, ему известен. Дарственная надпись произвела на него самое благоприятное впечатление.
— Друг нашего Тедди всегда может рассчитывать на достойный прием, — сказал он и предоставил Карузо лучшее место в пункте приема пострадавших от землетрясения.
После трагедии в Сан-Франциско Карузо дал зарок никогда больше не выступать в этом городе и включил его в ряд мест, которые, как он считал, приносят ему беду (в этот список вошли уже Испания, Палермо и Неаполь).
Разумеется, весеннее турне «Метрополитен-оперы» было прервано. В огне погибли все инструменты, декорации и весь театральный гардероб. Убытки театра составили огромную сумму. Ко всему прочему, публике должны были быть возвращены деньги за несостоявшиеся спектакли. Карузо потратил более двух тысяч долларов на восстановление хотя бы основных сценических костюмов. В крайне сложном финансовом положении руководство театра с нетерпением ожидало открытия следующего сезона с участием Карузо и Джеральдины Фаррар, которая уже составила себе имя в Европе и впервые должна была выступить в Нью-Йорке. Надеялись, что этот дуэт будет иметь не меньший успех, нежели пара Карузо — Мельба в «Ковент-Гардене».