Кащеево царство
Шрифт:
– А где ж она сокрыта?
– В тебе. В Ядрее. Во всех вас.
– Ладно болтать-то, – огрызнулся боярин.
– Даже сейчас, трясясь от страха, ты не понимаешь, что боишься только самого себя.
Голос помолчал, с каким-то сожалением созерцая человека. Завиду даже показалось, будто лик вздохнул.
– Возвращайся домой, боярин. И остальным скажи, чтоб возвращались. Не будет вам удачи в этом походе.
– Значит, страх и тебя гложет? Боишься Христа-то?
Голос издал какой-то звук, похожий
– Как ты думаешь, кто я?
– Известно кто – Нум-Торум, здешний Господь. А вернее будет сказать, бес.
– А может, я и есть Христос, только югорский?
– Не болтай! Христа распяли за грехи наши…
– Что с того? Распяли, а потом воскрес. И вознёсся на небо.
Боярин засопел.
– Ты – властелин местной погани. Мне ты не страшен. Всё равно новгородская секира сильнее ваших кудесников будет. Скоро придут сюда лесорубы и снесут ваши капища и священные рощи. Помяни моё слово…
Голос опять насмешливо кхекнул.
– Помяну, Завид, обязательно помяну. Но и ты его не забывай, когда люди твои отрекаться от своей веры станут.
– Врёшь! Не бывать тому!
– А пошто тогда оберег языческий носишь? Тянешься ты душою к нам, древним владыкам.
– Оберег этот мать дала. Память это…
– На память не молятся, Завид. Память лелеют. Не лукавь со мной. Ведь я и есть твой страх.
– Ты – идолище богомерзкое, вот кто! И я плюю на тебя.
Боярин набрал в рот слюны и харкнул. Плевок подлетел и упал ему на лицо. Звёзды мгновенно исчезли, словно кто-то дунул на свечи, и боярин погрузился во тьму. Ошеломлённо озираясь, он выпростал вверх руку, поводил ею в темноте, затем вытянул её в сторону и упёрся пальцами в тряпичную стену. Всё ясно. Он в чуме. Но откуда взялось звёздное небо?
Завид стёр слюни со щеки, сел, потёр тяжёлую голову. Перед глазами запрыгали искорки, накатила и спала красная пелена. Он откинул полог, вдохнул морозный воздух и на четвереньках выполз наружу. По снегу метались корявые тени. Багровые отсветы ложились на утрамбованную днём поляну. Боярин помотал головой, соображая. Кругом торчали чумы, меж них теснились нарты и олени. По всему выходило, что он в новгородском стане.
До его уха донеслись обрывки разговоров.
– Славно горит!
– Кто поджёг-то? Наши что ль?
– Гадай теперь! Вроде, бьются там…
– Да почём знаешь? Может, запалили ненароком!
– А с чего зырянин тут голосил? Не слыхал, что ль?
– Да он дивный. Одно слово – чудин.
Завид Негочевич тяжело поднялся на ноги, поглядел на зарево, дрожавшее над кромкой леса. Багрово-розовый шар, не опадая, подпирал собой звёздную пропасть, словно само солнце решило выбраться из подземной реки прежде срока и рвалось вверх, выжигая себе путь в громадном плаще Этпос-ойки – владыки ночи.
На краю стана собрались челядины и, разиня рты,
– Пошли прочь, исчадья ада!
Челядины обернулись, их лица повеселели.
– Оклемался, боярин? Не надо ли чего?
Завид направил указующий перст на кривляющихся бесов.
– Слуги нечистого явились, чтобы потешаться над вами, а вы и ухом не ведёте. А ну хватайте секиры да колья, и ты, батюшка, тоже с нами иди. Здесь одним оружьем не управиться. Здесь слово Божие потребно.
Смерды перевели взоры на деревья.
– Не серчай, Завид Негочевич, а только пусто там. Тьма и тьма. Уж ты прости нас, убогих.
– Молчать! Запорю. Ну-ка взяли оружье в руки. Где мой меч?
Людишки засуетились, забегали по стану, вытаскивая кто рогатину, кто секиру, кто лук со стрелами. Вскорости принесли и боярский меч в ножнах. Завид не стал перепоясываться, вытащил клинок и махнул рукой.
– Пошли за мной. Сейчас мы им зададим. Узнают, каково насмехаться над Христовым воинством.
– Истину молвишь! – вдруг возопил священник. – Вижу, снизошёл на тебя дух Божий! Ангелы вострубили бой с отребьем Сатаны. Аллилуйя, боярин! Руби их мечом Гедеона, покуда все не полягут! Благословляю тебя на битву.
Завид зашагал прямо в чащу. За ним робко потянулись людишки. Замшелые сосны истуканами выплывали из мрака, пышные ветви елей перепончато липли к тулупам, невидимые в темноте кусты цеплялись за одежду, с треском скребя по ткани. Вои спотыкались о засыпанные снегом валуны, где-то далеко за деревьями огромным багровым оком мигал пожар в югорском городке. Оттуда доносились крики, звон металла, глухие удары чего-то тяжёлого о землю. Наверху, в густых уродливых кронах, метались непроглядно чёрные призраки с жёлтыми буркалами.
– А ну слезай, – орал им боярин, потрясая мечом. – Ишь забрались, погань проклятая. Слезай, говорю. Биться будем.
– Ты кому это говоришь, господине? – осведомился бородач, недавно привезший его в стан.
– Ослеп, дубина? Тварям этим, что по деревьям шастают. Ужо я им покажу.
Челядины задирали головы, пытаясь высмотреть таинственных созданий, но ничего не видели. Однако боярину перечить не смели. Поп опять заголосил:
– Осанна тебе, Завид Негочевич! Глаза твои зрят незримое, чуют нечувственное. Бог дал тебе сей дар, дабы покарать нечистого…