«Каскад» на связь не вышел
Шрифт:
– Командир, уводи людей. Ищите дырку в засадной цепи и уходите. Я прикрою вас огнем, у меня еще две ленты по двести патронов. Хватит, чтоб прижать «духов» к земле. Как начну поливать, так сразу рывком и уходите.
– Ладно, – ответил Олег, – попробуем. Хотя сдается мне, что нас тут обложили по полной программе. Не могу только понять, каким образом они отследили наш маршрут.
Молчанов промолчал, только крепко пожал командиру руку, он отполз к углу какого-то полуразрушенного забора, по пути передавая разведчикам команду на бросок.
Пули злобно буравили бетон основания забора, швыряя его зазубренные кусочки в лицо, но Молчанов не чувствовал боли. Он перекрестился и, прошептав «ну, Господи, помоги!»,
Когда закончились патроны во второй ленте, Молчанов был трижды ранен. Сидел, осознавая, что уже умер, только еще не вознесся на небеса. Он сидел, ожидая вознесения, ни о чем не думая, прислонившись спиной к мокрой стене, и по его щекам медленно стекали капли мелкого занудного дождя. Из рваной раны в правом боку тяжелыми толчками вытекала черная густая кровь, мгновенно смешиваясь с рыжевато-серой маслянистой грязью чеченской столицы. Правая рука, перебитая в плечевом суставе, висела плетью, и Молчанов с огромным трудом, изогнувшись и теряя последние силы, извлек пистолет из кобуры левой рукой. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, он увидел три фигуры, которые медленно приближались к нему. Он чувствовал, что обязан убить их, и это его последнее предназначение на Земле. Иначе вознесения не будет… Он попытался поднять пистолет на уровень глаз и прицелиться. Но пистолет оказался неподъемным. Молчанов заскрипел зубами от бессилия и, собрав в кулак всю волю, рывком вскинул пистолет и начал стрелять. Ему казалось, что он стрелял долго и метко, поражая врагов, но на самом деле он смог выстрелить всего лишь два раза. Одна пуля действительно попала в грудь боевика, поразив его насмерть, но вторая ушла в асфальт, поскольку рука больше не могла удерживать оружие в горизонтальном положении. А потом двое «духов» стреляли в него из двух автоматов, пока в магазинах не закончились патроны. Они шли медленно, потому что считали трупы своих собратьев, которых отправил к Аллаху этот русский пулеметчик, и не предполагали, что он еще жив. «Духи» попинали ногами мертвое тело Молчанова и подошли к только что убитому им Ибрагиму. «Это – семнадцатый», – сказал старший из них, и, загребая носками сапог грязь, они направились к разбитой пулеметными очередями баррикаде…
Олег и остальные разведчики, прорвавшись сквозь кольцо оцепления, теряя в стычках людей, преодолели еще два квартала. И уже почти вышли к улице Алтайской. Оставалось преодолеть лишь пару сотен метров. Здесь, зажатые в небольшом тупиковом дворике, через который лениво протекал арык с какой-то густой вонючей жидкостью, они получили передышку в виде предложения сдаться, которое им прокричали в мегафон.
Измотанные непрерывным преследованием, израненные, истекающие кровью, оставшиеся вчетвером, они уже физически не могли оторваться от окружавших их боевиков. И потому отправили в штаб с донесением сержанта Карасева, который тоже был ранен, но еще сохранил силы преодолеть оставшиеся до своих метры. Карасев, попрощавшись с разведчиками, смахнул некстати навернувшуюся слезу, поднырнул под нависший над арыком мостик и исчез, с головой погрузившись в вонючую жижу.
– Ну что, казачки, – едва шевеля ссохшимися от потери крови губами, сказал Олег. – Простимся. Видать, на этом свете не свидимся больше.
Разведчики молча обнялись и передернули затворы…
Через четыре минуты дудаевцы, перегруппировавшись, пошли на них в атаку…
Когда к телам погибших разведчиков подошли боевики, их командир долго смотрел на этих странных русских, которые втроем добрых полчаса сражались с его отрядом в пятьдесят человек, но так и не сдались, предпочтя смерть позору плена.
И когда Ваха, в недалеком прошлом бойщик скота на мясокомбинате, предложил отрезать им головы, командир так глянул на него своими черными глазами, что Ваха поперхнулся.
– Ты бы воевал, как они, мясник хренов! – сказал командир Вахе. И обернувшись к своим: – Похороните их как воинов!
Седой, осипший от постоянно висевшей в воздухе известковой и кирпичной пыли, уже несколько минут безуспешно вызывал на связь Калиниченко, пытаясь узнать обстановку на его участке, но рация молчала. Седой хотел было уйти вниз к сражающимся разведчикам, поручив это дело связисту, как вдруг Калиниченко сам вышел на связь.
– Что там у тебя творится? Почему на связь не выходишь? – прохрипел Седой в микрофон.
Калиниченко ответил, что в их доме «духи» уже захватили два первых этажа и бой идет непосредственно в подъездах. А радиста ранило еще час назад, и его вместе с рацией унесли на НП.
– Они прут и прут, не считаясь с потерями, – докладывал Калиниченко. – Лезут напролом! У меня уже восемь «трехсотых», из них трое – тяжелые. Слава богу, убитых пока нет.
– Они и будут лезть, поскольку понимают, что мы рассекли Старопромысловский район на две части, – ответил Седой, – и открыли дорогу к центру города с нашего направления. Так что держитесь.
На стороне атакующих было не только численное превосходство, им постоянно подвозили боеприпасы, в то время как разведчики считали каждый патрон и берегли каждый выстрел к РПГ. Атаки «духов» становились все ожесточеннее, хотя видно было, что и они выдыхаются. Дотемна разведчики выбили боевиков со всех этажей, и дома-доты снова стали полностью российскими.
Арык был неглубокий, и сержанту Карасеву пришлось передвигаться по его дну на четвереньках, отталкиваясь руками от стенок. Наполнявшая арык жидкость, видимо, была вязкой смесью насыщенной сероводородом воды с какими-то фракциями нефти и помимо того, что существенно затрудняла движение, нестерпимо воняла.
Несколько раз, услышав рядом чеченскую речь, сержант с головой погружался в жижу и несколько метров преодолевал в таком положении.
Вскоре арык закончился широким и глубоким отстойником, над которым нависал бетонный желоб.
Карасев выбрался из арыка и, укрывшись в густом кустарнике, вылил жидкость из ботинок и, как мог, отжал одежду. Холод пробирал до костей, так как свой бушлат и черную вязаную шапку он оставил на последней позиции, как и боезапас, стараясь максимально облегчить свой вес для передвижения в тесноте арыка. Сейчас у него было только два магазина к автомату и одна «эфка». И мокрый камуфляж на крепком жилистом теле…
Сержант достал из внутреннего кармана разгрузки карту, упакованную в непромокаемый пакет, и быстро сориентировался на местности. Чтобы добраться до своих, ему нужно было преодолеть обширный пустырь, за которым начинались поля совхоза «Родина», и выйти на улицу Кольцова. Рассчитывая уйти с наступлением темноты, Карасев затаился в кустарнике.
Но вскоре через мост, перекрывающий желоб арыка, началось усиленное движение. Боевики, пригибаясь, небольшими группами, перебежками двигались в сторону Старопромысловского шоссе, рассыпаясь по близлежащим кварталам.
Прямо перед убежищем Карасева резко затормозил «УАЗ», из которого выпрыгнули два «чеха». Они тут же присели на корточки, осматриваясь, а автомобиль, завизжав покрышками на мокром асфальте, умчался дальше.
Сержант лихорадочно зашарил рукой по карману разгрузки, в котором лежал глушитель к автомату, и, рывком выдернув его из чехла, навинтил на ствол.
«Духи», проводив взглядами умчавшийся «УАЗ», направились прямиком к убежищу Карасева, намереваясь, очевидно, отсидеться в этих же кустах.