Каспий, 1920 год
Шрифт:
* * *
Едим на палубе, сидя по-восточному.
Спать не приходится. Максимум два-три часа ночью, когда ничего не видно.
А работать при «люстрах», конечно, невозможно, даже под крылом у Озаровского.
В голове гул. Налита свинцом.
Болят руки. Болит все тело.
Не бреемся.
Вид - морских пиратов
* * *
На
А минеры скрытно и застенчиво помогают Никольскому и мне.
Когда раз заснул у мины незаметно для себя, то проснулся с чьим-то бушлатом под головой и прикрытый чехлом.
Кто сделал - не знаю. Но знаю, что у меня есть нянька. Вернее, у нас с Никольским девять нянь.
* * *
Но как только внутренне растрогался (не показывая виду), так вспомнил о «Деятельном».
Ведь через двое-трое суток и он появится здесь.
Так неужели мы не выполним боевого задания?
* * *
Молодец Корсак! Не подвел. Мы сейчас стоим у шаровой полувешки центрального заграждения, и как только все мины будут готовы - начнем.
* * *
Пьяные от переутомления и от радости. Хоть с опозданием почти на двое суток, но главное заграждение стоит.
Ни одна мина «Р» из шестидесяти не всплыла.
Озаровский благодарит, но торопит.
Теперь мы расходимся с Никольским.
Он идет на западное (60 мин «Р»), а я на восточное (32 мины 1908 г. и 58 типа «С»).
Переходя к новой «опорной» вешке, около большой плавучей батареи, на борту малого речного буксира, даже не выкрашенного в шаровую краску, увидел, как промелькнула женщина с ребенком на руках, исчезла в носовом тамбуре.
Глазам не поверил. Здесь! На 12-футовом, да еще в период сосредоточения, когда на горизонте «дежурит» дымок английского дозора?!
– Ничего удивительного!
Уже вторую кампанию, когда не хватает своих, «домобилизовываем» что под руку попадется. В частности - водить плавбатареи.
– Но женщины? Дети?
– Охотно идут… То ли опасности не представляют, то ли матросский паек роль играет.
А они и раньше так, целыми семьями плавали на буксирах и на баржах.
– И никогда не подводили?
Собеседник чуть замялся:
– В общем, вот уже второй год работают как надо.
Был случай в 1919-м. Англичане нашу плавбатарею в оборот такой взяли, что вода кругом кипела. Сам «Крюгер» {38} постарался!
Ну, у шкипера кишка тонка оказалась. Обрубил буксир… и к берегу. Однако когда на плавбатарее начался пожар, а белые, думая, что с ней покончили, и стали отходить… у наших волжан совесть верх взяла. Подошли обратно, помогли потушить пожар и отбуксировали на завод.
– Все равно герои.
Я думаю, что с женами и детьми не военному, речнику, лезть под снаряды врага, куда страшнее, чем без них.
Запомнилась на всю жизнь еще одна весьма своеобразная деталь этой минной постановки, не предусмотренная ни в каких правилах.
На «Фридрихе Энгельсе» как на заградителе есть кормовые минные скаты, поэтому большие шаровые мины и «рыбки» скатывались нормальным образом - на своих роликах, вделанных в нижнюю часть якорей. То обстоятельство, что автоматика была включена и между самой миной и якорем была бухточка двойного троса длиной от десяти до шестнадцати футов (в зависимости от глубины), - дела не меняло.
Вслед за якорем (или чугунным грузом на некоторых «рыбках») в воду летела бухта минрепа, а затем сама мина.
Раза два «рыбка» взрывалась, как только таял сахарный предохранитель (через две-три минуты), но так как это было на ходу корабля, а из осторожности все пригибались к палубе, то ни одного ранения не было. Столб грязной воды и фонтан брызг!
Хорошо, что большие мины вели себя вполне благовоспитанно.
Но вот на «Карамыше», который не имел кормовых минных скатов, с минами «С» произошел плохой анекдот.
Занятые срочным ремонтом испорченных «рыбок», мы все как-то об этом не подумали и опомнились только перед началом сбрасывания, придя в исходную точку постановки восточного заграждения.
У «Карамыша» и его напарника, как у всякого приличного волжского буксира, вокруг всей кормы шел железный фальшборт с деревянным планширом (конечно, буксирные дуги были сняты). На юте был решетчатый настил, прикрывавший румпель и его тали.
Положили деревянные сходни оборотной стороной вверх, высунули кончик за корму и с этого импровизированного сооружения, приподняв один конец, сбрасывали мину с бухточкой троса и якорем, а то с кошкой или другим грузом - якорей для всех мин не хватало.
Однако через пять минут выяснилось, что при заданном ходе корабля мы нужные интервалы выдерживать не успеваем. Канлодка и так плелась около пяти узлов, и Корсак категорически отказался еще сбавлять ход: плоскодонный и мелко сидящий кораблик сносило даже слабым ветерком так, что он шел чуть не боком.
Стали на панер {39}, обсудили, прорепетировали, после чего закончили постановку цирковым способом, причем вся команда ушла на бак и выглядывала из-за углов настроек и кожухов колес.
Вновь изобретенный способ заключался в следующем.