Каспий, 1920 год
Шрифт:
Два минера брали мину «С» на руки, один или два - кошку или якорь, становились у самого гакаборта, оставив минреп свободно висеть за кормой.
Затем по команде «раз-два - взяли» раскачивали свои «игрушки» и, одновременно выбросив их за корму, сами падали плашмя на решетку под защитой фальшборта.
На седьмой или восьмой мине раздался взрыв, корму немного подбросило, а сверху обрушился каскад воды. Осколки никого на корме не задели, но капитан и Корсак уверяли, что они пролетели над рубкой.
После этого зрителей стало значительно меньше, но мы уже
Еще три или четыре взрыва (то ли сахар, то ли стекло не выдерживало) - и вдруг мы, оглядевшись, увидели, что мин на юте больше нет.
Несмотря на нечеловеческую усталость, нас обуяла мальчишеская радость, и мы стали обниматься. Когда же с мостика спустился сияющий флагштур, то мы, не сговариваясь, схватили его за руки и за ноги и начали раскачивать - «раз-два - взяли!».
Если бы не капитан «Карамыша», то шутка могла зайти далеко.
* * *
Сев на бухту троса на решетчатом банкете над румпелем, я почувствовал, как начинаю засыпать, но кто-то сказал, что у противника прибавилось до четырех дымков.
Усилием воли оглядел горизонт. В глазах так рябило, что на юге ничего не разглядел, зато с севера приближалась целая армада кораблей и транспортов, но теперь они не смущали, а радовали. Радовало и весеннее солнце, о котором вспомнил впервые.
Заметив на рее «Карамыша» какой-то флажный сигнал, еле ворочая языком, спросил:
– Что это?
– Постановка окончена!
* * *
Постановка окончена. Это значит, что и в 1920 году Волжско-Каспийская военная флотилия опять упредила противника развертыванием своих сил! А в этом - залог последующих побед!
* * *
Не заснул опять только потому, что подошедший лекарский помощник начал сдирать почерневшие бинты и пластыри с обеих кистей рук.
От боли еще способен был услышать Корсака:
– Вам хорошо! Только бы спать! А мне еще проверять фарватеры между заграждениями и точно установить на позиции плавбатареи.
Больше ничего не помню. Забылся тяжелым сном.
30 марта. 12-футовый рейд. «Каспий».
Самый счастливый день жизни
Отоспался (не до конца), написал для Никольского частный отчет о своей работе. Попрощался с замечательными минерами, артистами своего дела и людьми долга, у которых многому научился. Поговорил с Озаровским (наговориться с ним никогда нельзя, настолько интересный человек) и теперь жду своего «Деятельного».
Уже подходя на катере и видя лица и улыбки встречающих, я понял, что возвращаюсь домой, к своим друзьям.
Видя перевязанные руки, помогли перейти на борт.
Реплики:
– Сколько
– Не видишь, руки пораненные, - значит, ершей ловил.
Подошел здоровый детина, явно латыш:
– Будем знакомы. Ваш новый комиссар.
В каюте - сверкание и блеск. Ни пылинки.
Да и весь миноносец как-то похорошел, помолодел и подтянулся.
Вот что значит начало кампании и что значит для моряков выход в море.
* * *
Вечером в кают-компании меня забросали новостями. Хорошими с нашего фронта, неважными - с Юго-Западного. Пилсудский продолжает бряцать оружием.
Кратко рассказал о минной операции.
– Ну, а вы как? На разводку выходите?
Смущаясь, улыбаются:
– Выходим, как двинулись к морю… Утром посмотрите.
* * *
Хотя у самого руки чешутся потренироваться в управлении кораблем, нарочно поручаю Снежинскому переходы от одного транспорта к другому (уголь, вода), ссылаясь на забинтованные кисти.
Но на мостик выхожу и присматриваюсь к повадкам корабля.
На рейде - уже целый плавучий город.
Суетятся буксиры. Свистят. Шумят. Переставляют корабли, баржи.
Это подвижная база снаряжает в поход три боевых соединения.
Вчера одно ушло в сторону Гурьева.
Кажется, Арский, прикрывая фланг армейских частей с моря, продвигается вдоль северо-западного берега к югу; почти «пешком», острят у нас. Там сплошные меляки, отмели, банки и прочие навигационные сюрпризы.
Мы, то есть «Деятельный», готовы. «Расторопный» с Калачевым не подведет, тоже поднимал свои позывные в знак готовности.
Какие- то непонятные вензеля выписывает «Дельный», проткнув бушпритом одну баржу (к счастью, уже почти пустую) {40} и обшарпав себе все борта. А судя по тому, что за кормой у него сейчас работают водолазы, очевидно, он намотал на винты какой-то трос.
Мешкает и флагман - «Карл Либкнехт». Но это понятно. Он больше наших кораблей почти вдвое {41}. В канале его пришлось разгружать сильнее других, а теперь надо принимать одного угля почти сто пятьдесят тонн.
Дивизиону эсминцев объявлена двухчасовая готовность. Но от нетерпения уже все механизмы прогреты и опробованы, и мы в любой момент можем сняться.
Все это делалось самими командами, без приказаний или уговоров.
Корабли подтянули канаты, а мы из-за проклятой шпилевой машинки, чтобы не отдавать якоря, стоим (после большой ругани с начтылом Душеновым), пришвартовавшись к дебаркадеру, на котором помещается управление военного порта и склад самых дефицитных соблазнов по баталерской и шхиперской части. Вот где всерьез соблюдается военная тайна, и можно предполагать, что даже комфлот не знает, чего и сколько есть на складах.