Каспий, 1920 год
Шрифт:
Так и получилось, что всю охрану водного района обслуживает команда «Деятельного».
Пока все идет нормально только потому, что никакие суда или корабли не приходят и не уходят (иначе мы не успевали бы заводить и разводить бон на шлюпках; буксира не имеем); помогает хорошая погода, а главное, то, что не беспокоит противник.
Даже самолеты не появляются.
Между тем убежден, что враги знают, что мы одни и без угля, то есть беспомощны. Ведь помимо того, что не все подлецы успели удрать, бесспорно, что некоторые остались нарочно. Конечно, в замаскированном
Ведь на их стороне вековая школа британской «Интеллидженс сервис».
* * *
Рыбаков пропускаем вплотную к молу, стравливая на грунт стальной трос, крепящий боны.
Самое несолидное - пропуска, выдаваемые атаманам баркасов. Это бумажки без штампа, скрепленные корабельной печатью.
5 апреля.
Днем состоялось не очень приятное, но очень нужное знакомство.
Не желая входить на корабль, некий товарищ в кожаной куртке и с маузером настоял, чтобы командир вышел наверх.
– Вы командир?
– Я командир!
– Пошли! («Волевым» тоном.)
– Это смотря куда!…
Товарищ в кожаном заметил, что этой сценой очень заинтересовались матросы и начали как бы невзначай тесниться к сходне.
Кто- то, дав подзатыльник салаге, громко сказал:
– А ну, давай за комиссаром… Живо! Пауза затягивалась.
Товарищ изменил тактику, бросил свой специфический тон и, дружески улыбаясь, сказал:
– Да тут совсем рядом. Товарищ Панкратов до вас какое-то дело имеет.
– Ну что ж, тогда пошли… Мне он сам нужен… Отставить комиссара!
Визитер остановился перед особняком, расположенным за каменной стеной, недалеко от главной магистрали, и сдал меня такому же кожаному человеку.
Где- то в глубине двора-сада мелькнул морской бушлат и исчез, а все остальные, кроме комендантской команды из красноармейцев, были в кожаных тужурках и таких же фуражках. Традиционный костюм или почти форма, родившаяся не более двух лет назад и которая безошибочно подсказывала, что здесь помещается ВЧК или один из ее филиалов.
* * *
Панкратова я не знал. Слыхал, что матрос-балтиец, сменивший Атарбекова {51}.
С первого же момента встреча мне не доставила удовольствия.
За большим столом «буржуйского» кабинета сидел моряк в хорошо отглаженной форме первого срока и в фуражке. Несмотря на полуприкрытые ставни, ясно вырисовывалась на ленточке золотая надпись «Полтава».
– А! Старые знакомые! Помню, помню… лейтенант с «Петропавловска»? (Конец фразы звучал полувопросом.)
Развязность и дешевый прием для воздействия на психику {52} настроили меня на контратаку, поэтому я сел в кресло, хотя хозяин не предлагал, и в том же тоне сказал:
– Память-то у вас неважная, да и наблюдательности не много. Во-первых, мичман. Точнее, бывший мичман и теперь до гроба им останусь. А во-вторых, на «Петропавловске» отродясь не был… Не люблю линкоров… Я - с минной дивизии. На Балтике плавал и воевал на «Изяславе». А здесь - на «Деятельном».
Шеф особого отдела с некоторым любопытством посмотрел на меня и все еще суровым, но более деловым тоном постарался не выпустить инициативу:
– Какого черта ты здесь какие-то порядки заводишь? Пропуска в море выдаешь? Это чтоб к белякам удирали или к нам шпионов завозили?
– Обращайтесь к начальству. Не я себя назначал… Буду очень рад, если вы всю эту службу себе заберете. У меня своих забот достаточно.
Такой оборот был для него неожиданным и, судя по выражению лица, не устраивал.
Слово за слово - выяснилось, что он хочет (вернее, требует), чтобы охрана водного района отчитывалась перед ним.
– Я военный. У меня свое начальство есть. Так мы запутаем все дело. Берите себе рыбаков, но тогда отвечайте за корабли в случае налета английских торпедных катеров. А я на них насмотрелся восемнадцатого августа прошлого года.
– Почему так уверен, что рыбаки не сбегут?
– Пропуска даем только матросам или атаманам - рыбакам, раньше служившим по найму, а теперь организующим артели. Ни одному «хозяину» не даем. Кроме того, внутри артели установили круговую поруку.
– Муть все это! Ну смотри, мичман!… Если хоть один сбежит, ты вмиг у меня в подвале очутишься!
– Там видно будет!
На этом мы расстались не в особом восторге друг от друга.
5 апреля. Вечер.
Знаем уже радиодонесение комфлота об удачном бое «Карла Либкнехта» с «Милютиным» и «Опытом» {53}, бывшем накануне, и о капитуляции форта после высадки десанта моряков - сегодня утром.
Итак, еще одна победа. Остатки так называемой Отдельной Уральской армии генерала Толстова взяты в плен (2 генерала, 77 офицеров и около 1100 казаков).
Фантастически звучат цифры трофеев, которые начинаются с «90 пудов серебра». Но думаю, что упоминаемые медикаменты для нашей армии и флотилии дороже серебра.
* * *
Заметно улучшился приварок.
Частично помогли интенданты фронта, а частично - из артельных сумм - прямо с базара.
Кончились «карие глазки».
И это тоже победа, резко улучшившая настроение, а главное, и работоспособность всех нас от салаги до командира.
* * *
Тут же надо не забыть записать факт, называемый «сужением желудка».
Выйдя в первый раз в город, многие из наших морячков устремлялись в кафе, рестораны и духаны (хозяева которых не успели удрать и торговали по инерции), чтобы наброситься кто на пирожные, кто на пирожки или шашлыки и прочие яства, о которых только помнили и мечтали в голодные годы.