Кассандра
Шрифт:
— Меня только что убили, а ты храпишь и тебе все по барабану! Ты когда-нибудь переживала свою смерть?! Нет?! Понятно, почему тебе на все это начхать!
7
Заказанные статьи были напечатаны на страницах газет и журналов, а Леонид в качестве гостя побывал в радиостудии у Игната, использовав весь свой дар красноречия, чтобы привлечь внимание к работам умершего художника. Однако во время передачи раздался лишь один звонок от слушателя, и тот не по теме. Ожидания Леонида не оправдались — никто его не искал, не выходил на связь, чтобы поближе познакомиться с творчеством умершего художника. Даже знакомые коллекционеры проигнорировали
Массированная атака захлебнулась, только начавшись, но это не убавило у Леонида оптимизма. Он продолжал готовить публикации в газетах, выставил в качестве лотов две картины Смертолюбова на аукционе в Интернете, указав цену в пять тысяч долларов за каждую. Это произвело большее впечатление, чем статьи: знакомые коллекционеры начали настойчиво интересоваться, все ли у него в порядке с головой? Неужели не понимает, что картины художника без имени — пустое место?
Теперь он уходил от разговоров, отделываясь короткими фразами, и этим подогревал интерес к картинам. Ведь его знали как человека, который не продешевит, а блестяще проведенные операции, когда он обставил ряд именитых коллекционеров, создали ему скандальную славу. Леонид, словно паук, методично, не спеша, ткал свою паутину, неуклонно следуя первоначальному плану. Цели первого этапа он достиг — возбудил интерес к картинам на уровне любопытства.
К вдове художника он не показывался более недели, посвятив себя работе. Она несколько раз ему звонила, вновь просила, чтобы он навестил ее, говорила о какой-то мифической угрозе, суть которой не хотела открыть в телефонном разговоре.
Было две причины, по которым он не являлся к вдове: первую он озвучил в разговоре с ней — занятость. Однако при желании он мог бы выкроить для встречи немного времени. Вторая причина была более серьезной: вернувшись от Эльвиры домой, Леонид почувствовал, что его тянет к ней, ее образ порой непрошено вторгался в его мысли, фантом ее тела манил, звал, привязывал к себе. Испугавшись этого, он решил какое-то время не встречаться с ней, пока не будет уверен, что сможет в любой момент оборвать эту связь.
Возникшая тяга к этой женщине была для него непонятной и уже этим пугала, настораживала. Эльвира обладала внешней привлекательностью — но разве в его жизни мало встречалось женщин даже более красивых, чем она, о которых тут же забывал, расставшись? Это непонятное влечение к ней он не мог ничем объяснить. Единственное, чем она отличалась от своих предшественниц, — в ее поведении присутствовало некое безумие.
«Это надо было додуматься — накуриться анаши и устроить посиделки на черепе! Предположим, она чокнутая, как и ее покойный муж, — но как я, абсолютно психически здоровый, пошел у нее на поводу?»
Воспоминания о мундасане вызывали у Леонида раздражение, хотя дни, а особенно ночи, проведенные с Эльвирой, оставили у него самые приятные впечатления и он был не прочь повторить подобную «командировку». Он боялся привязаться к этой женщине. И еще его пугало, что слишком много странного и необычного стало происходить в его жизни: сны, похожие на явь, и то болезненное состояние, в которое впал у Стаса. Было достаточно много «но», чтобы воздержаться от встречи с Эльвирой.
Решение временно избегать встреч с ней давалось ему тяжело, и он часто порывался, особенно после ее звонков, поехать к ней, лишь в последний момент останавливая себя усилием воли. В качестве альтернативы встречам с Эльвирой Леонид принялся более детально знакомиться с тем, что было связано с личностью ее покойного мужа, и к этому его побуждал не только меркантильный интерес в связи с продажей картин, а и просто любопытство. Смертолюбов как личность был в его понимании
Порой Леонид ловил себя на мысли, что никак не может представить себе Смертолюбова внешне, хотя знал из описания Эльвиры, что тот был невысокого роста, очень худощавый, подвижный, обычной наружности, носил длинные темные волосы, даже не тронутые сединой. Смертолюбов зачесывал их назад, открывая, как он говорил, «сократовский» лоб. Он также обладал тяжелым взглядом черных глаз, которым буквально «высверливал» собеседника — «глаза в глаза», и мало кто мог этот взгляд выдержать. По натуре был крайне самоуверен, громкоголос, любил поспорить и доказать свою правоту в жарких словесных баталиях.
Когда Леонид пытался соединить всю эту информацию в некий образ, у него получалось какое-то аморфное, расплывчатое пятно, словно этот ярый противник фотографии и после смерти не желал показать свое лицо, пусть даже ненастоящее.
«Пятидесятилетний Смертолюбов и юная Кассандра — чем он мог покорить ее сердце? А почему именно сердце? Может, он нахватался на родине «Камасутры» всевозможных удивительных штучек, поражающих воображение юных див? Будет весьма любопытно на нее взглянуть, пообщаться, возможно, она что-нибудь свое добавит к образу художника».
В субботний день Леонид отправился на «зеленку», чтобы проверить полученную от Стаса информацию и разузнать что-нибудь новенькое.
Ему не особенно верилось, что у художника, имеющего в качестве жены постоянно извергающийся вулкан страстей под именем Эльвира, мог быть кто-нибудь на стороне.
«Кассандра, в древнегреческой мифологии провидица, предрекшая гибель Трои. Интересно, почему такое прозвище у девушки? Соблазнилась звучностью имени или были для этого какие-то основания? Или она тоже умеет «слышать» будущее? Тогда какие храмовые змеи ей «вылизали» уши, таким образом подарив дар провидицы? Таинственный, странный художник с не менее странной фамилией… Наверное, и его любовница такая же загадочная личность. А может, все просто и не стоит углубляться, чтобы не разочароваться?»
К бывшему Зеленому театру, теперь превратившемуся просто в «зеленку», было непросто подъехать на автомобиле, но Леониду было лень оставлять машину и идти пешком. Поэтому за Почтовой площадью он свернул с набережной направо, переехал старые трамвайные рельсы, по которым все еще бегали допотопные вагончики, выехал на узкую дорожку с разбитым асфальтом и, еле-еле вписываясь, поехал вперед.
Справа нависали высокие зеленые холмы, надежно скрывающие современный город, слева, за трамвайной колеей, вдоль набережной, проходило шоссе, которое все время напоминало о себе несмолкаемым шумом, даже тогда, когда оно оказалось значительно ниже и скрылось за высоким каменным парапетом. Зато теперь Леониду открылся вид на широкую гладь реки, искрящейся аквамарином в лучах солнца, манящей прохладой в жаркий день, соблазняющей желтыми песчаными пляжами островов.
«Так и лето пройдет, а мне все некогда сходить на пляж. В выходные захвачу Богдану и съезжу с ней куда-нибудь на природу, за город. Жаль только, мест для подобного «дикого» отдыха почти не осталось — кругом частная собственность».
Он двигался по узкой асфальтной дорожке, на которой не разъедешься со встречным автомобилем. Она была вся в выбоинах, которые приходилось преодолевать «в лоб», на первой передаче, из-за невозможности их объехать двигаться со скоростью пешехода.
Несмотря на малую скорость, он все равно чуть было не проехал бывший Зеленый театр, скрытый за густым изумрудным одеянием деревьев, лишь в последний момент отреагировав на показавшийся в просвете зелени небольшой фрагмент щербатой стены и доносившиеся оттуда звонкие молодые голоса.