Ката – дочь конунга
Шрифт:
– Что творят! – возмущалась она, – как только боженька допускает! Гостей в доме грабят, сироту обидели!
– Успокойся, сестра, – произнес мальчишка ломким голосом, – сейчас разберемся!
Светислав вернулся быстро. За ним, суетливо семеня, вошла та самая тетка, которая командовала мужиками. Увидев Машу, она споткнулась на пороге, но взяла себя в руки.
– Доброго тебе утра, княжна! И тебе, княжич! Хорошо ли спала? Откушала ли заутрок4?
Ката медленно встала с лавки и подошла к женщине.
– Безлепие творишь, Доброгнева, – тихо произнесла она, –
Доброгнева открыла рот говорить, но Ката перебила ее.
– Мал где?
– Так как велела, матушка, – засуетилась Доброгнева, – присмотрен добрыми людьми!
– А я знаю, что живет мальчишка заброшен, ни добра ни ласки не видит. Ты же сама мать! Неужто не жалко сироту?!
Доброгнева не нашлась, что ответить.
– Сегодня же пожаловалась бы княгине Ирине, да скажи спасибо, не хочу ее тревожить после дальней дороги. Ты же знаешь, как добра наша княгиня к людям добрым и божеским, и как она не любит тех, кто грех творит и обманывает! Чтобы сегодня же наряды были в моей горнице! И чтобы порчи никакой им не было!
Доброгнева кивала.
– Уходи с глаз моих! – Ката отвернулась от женщины. Та, не глядя по сторонам, выскочила наружу.
– Ох, сурова ты, сестрица! – засмеялся мальчишка, – я сейчас отца перед собой увидел, будто это он распекает провинившихся!
Ката хихикнула.
– Может в следующий раз побоится безобразничать! Нянюшка где? Долго ли ждать? – повернулась она к Светиславу.
– Захворала она, – ответил юноша, – просила простить ради бога, занемогла, встать с не может.
По его хитрому прищуру было понятно, что если и захворала вредная нянюшка, то воспалением хитрости. Не захотела под горячую руку воспитанницы попасть.
– Ладно, сама ее навещу, – произнесла Ката. – брат, раздели с нами трапезу?
Магнус кивнул.
– Если подружка твоя расскажет то, что ты мне рассказывала. больно уж былица занятная.
Ката махнула, и Светислав впустил в горницу девушку-служанку.
– Новица, своди-ка нашу гостью в баньку, да после приодень. А потом приводи, трапезничать будем.
Маша растерялась, но Ката кивала, иди, мол, не бойся! И она пошла вслед за Новицей. Проходя мимо стоящих столбом парней, она взглянула сначала на Светозара, сурового лицом. Потом на Светислава. Ей, наверное, показалось, что Светислав подмигнул ей.
5.
Маша стояла перед круглым металлическим зеркалом, тем самым, похожим на большое блюдо, и с удивлением рассматривала себя. Понадобилось всего каких-то пару часов и сундук нарядов, чтобы она перестала быть девушкой двадцать первого века, и стала древнерусской славянкой. Погрузиться в обстановку помогла баня, которая оказалась маленькой и темной. Стены были ужасно закопченными, и Маше казалось, что она больше измажется, чем намоется. Но, оказалось, что от этого можно получить настоящее удовольствие. Четверо женщин сначала дружно махали вениками, обдавая тело влажным и пахучим духом свежих листьев, потом намывали ее, не обращая внимание на слабые возражения, что она и сама может, дайте только воды и мыла. Кстати, и мыла у них не было! А был какой-то отвар, которым ей долго натирали волосы и все тело, а потом так же долго смывали. Когда же у Маши совсем не осталось сил, и она лежала, блаженно вздыхая, ее еще раз облили отварами и под руки вывели в предбанник – одеваться.
И тут она с ужасом обнаружила пропажу. Все ее вещи, вместе с рубахой и многострадальной юбкой, выданной старой Зорицей, пропали. Не было ни лифчика, ни трусов. Пока она водила глазами по лавке, в поисках своего нижнего белья, старшая из банщиц натянула на нее просторную тонкую рубаху.
– Пойдем, голуба, подберем тебе наряды! – проворковала она, – Катерина Владимировна велела красоту подобрать, чтобы не жало, не терло, чтобы была ты красота ненаглядная!
– А мое-то где? – растерянно спросила Маша.
– Не волнуйся, девица! – успокоила ее женщина,– бабы постирают, принесут чистенькое! Маша застонала при мысли о том, как удивятся местные прачки, когда им в руки попадется лифчик с пушапом и трусики танга.
В горнице, куда ее привели, стояли распахнутыми два сундука. Женщина и две девушки-помощницы начали вынимать предметы древнеславянского гардероба и надевать на Машу. Длинную белую рубаху сменили не менее длинной, но тоненькой и очень изящной, с завязками на рукавах. Поверх надели что-то, похожее на широкое платье без рукавов, но не сарафан. Одна из девушек достала со дна сундука тонкий, плетеный из кожаных шнурков, поясок, и подвязала ее по талии. Потом ее усадили, и долго расчесывали волосы, восхищаясь длиной и цветом. Длина у Маши была своя, а вот цвет она приобрела недавно, решив обновить на лето окрас, и сменила свой натуральный пепельно-блондинистый оттенок на романтичный "песчаный берег".
И теперь она смотрела на себя и не узнавала. То ли на пользу пошли вторые сутки жизни без курения и гаджетов, то ли так повлияли стрессы и баня, но сейчас она выглядела, как… девчонка. Только ухоженная девчонка. Простое платье удивительно хорошо подчеркивало фигуру, волосы, вымытые неизвестно чем (надо будет обязательно поинтересоваться), гладко зачесанные в косу, были такими послушными и ухоженными на вид, словно она только что вышла из салона красоты. В ушах покачивались длинные серьги из мелкого жемчуга, а на груди лежали бусы из трех нитей. Все это в общем ей очень шло.
– Долго же ты! – воскликнула Ката, – я уж заскучала! Брат не дождался, уехал с дружинными на охоту, любимого сокола прогулять. Да и нам с тобой негоже в тереме сидеть, поедем покатаемся!
– На чем? – удивилась Маша.
– На лошадках, – так же удивленно ответила Ката, – или можно в возке… Брат нам Светислава оставил, чтобы никто не обидел.
Маша на лошади последний раз сидела лет в двенадцать, когда с родителями была в контактном зоопарке.
– Ну, кататься, так кататься, – смиренно согласилась она.
Ката позвала девушек, и Машу, наконец, накормили. Еда показалась восхитительно вкусной, и она ела и ела, не могла остановиться. Ката в это время макала кусочки белой булки в молоко и кормила котенка, сидевшего у нее на коленях. Котенок мяукал, залезал по одежде чуть не на голову юной княжны, и Маша вскользь подумала, какая Ката, все-таки, еще девочка. Потом вспомнила слова Светислава, что к этому ребенку не одиножды сватались. Да, порядки тут были другие.
– Ката, – позвала она, – сколько тебе лет?