Ката - дочь конунга
Шрифт:
Маша усмехнулась, поймав себя на мысли, что подумала "в те". В эти, дорогуша, в эти. Ты — здесь, и эти люди тоже здесь.
— Ты может пить хочешь? — спросила девушка, — или поесть принести?
— Ну… — Маша подумала, что если отослать рыжую, то удастся незаметно сбежать, — можно и поесть.
Девушка обрадовалась конкретной просьбе.
— Я сейчас! — она выскочила за двери.
Маша откинула покрывало и встала. Только сейчас она заметила, что одета в чистое. Почувствовав повязку она приподняла подол — бедро было плотно перебинтовало свежей тканью. Протянув руку к груди, она испуганно схватилась за шею — на груди было пусто.
Обуви, как обычно, не было. Но Маша и не собиралась ее искать, рыжая служанка могла появиться в любое время. Ноги ее были одеты в мягкие вязаные носки тонкой шерсти, было жаль их снимать, но выбора не было. Маша стянула носки и аккуратно положила их на постель. Придется опять шлепать босиком. Как хорошо, что сейчас не октябрь. Она уже подходила к двери, как та распахнулась и Маша, испугавшись, вздрогнула. На пороге стоял парень, лицо которого казалось знакомым, и улыбался во весь рот.
— Ты и правда колдунья, — сказал парень, и Маша не веря своим глазам, уставилась на него.
— Мал?!..
— Узнала? — Мал подошел ближе, — он самый и есть.
— Мал! — Маша протянула руки, долговязый парень с удовольствием наклонился и позволил себя обнять, — Малушка, какой же ты стал… Огромный!
— А тебя я такой и запомнил, — Мал разглядывал Машу, — точь-в-точь такой!
— Это неудивительно, — пробубнила себе под нос Маша и схватила парня за запястье, — Слушай, Мал, помоги! Мне уйти надо! Очень срочно! Прямо сейчас!
Парень с недоумением смотрел на девушку.
— Куда уйти? Зачем?!
— Ну какая тебе разница?! Надо и все! — она поглядывала на двери, понимая, что девушка-прислужница вот-вот вернется.
— Нельзя уходить! — Мал помотал головой, — я видел, как Пламена в стряпную побежала!
— О, господи! — Маша воздела руки в потолку, — ну что, тебе опять рассказывать, про то, что я волшебница, и мне надо срочно уйти по своим волшебным делам?!
— Ты не можешь сейчас уходить, — Мал упрямо стоял на своем, — боярин приказал беречь тебя и никуда не отпускать!
— Что значит — боярин приказал?! — Маша с прищуром взглянула на парня, и тот смущенно переступил с ноги на ногу, будто сказал лишнего.
— Ну… — промямлил он, — там, на торгу, боярин приказал мне тебя взять и в хоромы отвезти, а какая-то торговка начала кричать, что ты — ее невестка, и тогда боярин велел ей уходить, сказал сам разберется во всем.
— А боярыня? — вдруг спросила Маша.
— А что — боярыня? Она всегда на стороне мужа.
— Ясно, — сухо кивнула Маша, — и что теперь, ты будешь за мной следить?
Мал, помешкав, кивнул. Маша, ничего не ответив, отвернулась от старого знакомого. В это время дверь скрипнула и в проеме показалась девушка, которую, как выяснилось, звали Пламена. Очень подходящее имя для огненно-рыжей. Она держала двумя руками поднос, неловко пытаясь оттолкнуть тяжелую створку. Мал бросился помочь, перехватил поднос, и на слова благодарности, смущенно побагровел.
— Ну-ка давай, поешь, девица, — Пламена расставляла кушанья на столе, — набирайся сил.
Поняв, что вариантов нет, Маша села на лавку.
— А ножки зачем разула?! — ахнула Пламена, — застудишь!
Она подскочила, схватила носки, и Маша даже не успела возразить, как девушка ловко натянула носки обратно ей на ноги.
Еда была простой, но вкусной. Рассыпчатая зерновая каша в горшочке, куски курицы, политые маслом, толстые ломти серого хлеба. На отдельной тарелке лежали отваренные морковь и репа, а в мисочке рядом — ярко-желтый мед. Рыжая налила из кувшина воду в высокий глиняный стакан и поставила напротив Маши. Маша вздохнула и взяла в руку деревянную ложку.
— Будешь? — спросила она у Мала, — тут на всех хватит.
Мал отрицательно помотал головой.
— Ну и ладно, — сказала Маша и начала есть. За последние несколько дней она порядочно наголодалась, и эта еда казалась ей совершенством кулинарного искусства.
38
Наверное, она очень жадно ела, потому что и рыжеволосая девушка, и Мал смотрели на нее жалостливо.
— Ты как на улице-то оказалась?! — Мал присел рядом, пытливо уставился на Машу, — уж не буду спрашивать, почему совсем не изменилась, не иначе ведьминские чары.
На этих словах Пламена, стоявшая неподалеку, и делавшая вид, что занята уборкой, украдкой перекрестилась.
— Грех это — колдовство! — подала она голос, хотя и невнятно, будто бы больше для себя.
— Ну какое колдовство?! — Маша положила ложку и уставилась на Мала, — нет тут никакого колдовства! Ты вроде вырос, а в сказки веришь!
— Да как не верить? — Мал понизил голос, — была у нас одна старуха, так она кровь в ранах сворачивала словом и ворожбой! Могла коней усмирять и жила, говорят, триста лет!
— Триста лет никто не живет, — махнула рукой Маша, — и бабка ваша не колдунья, просто знала и умела больше других.
— А ты… как же? — допытывался Мал, и глаза его горели от желаня вызнать правду, — ведь ушла же, я помню! Государыня Катерина Владимировна больно горевала, да и боярин…
Мал осекся, резко взглянул на Машу и, увидев, что она встрепенулась от его слов, опустил голову, жалея, что болтнул лишнего.
— Говори, — почти потребовала Маша.
— Да что там говорить… — Мал пожал плечами, — ранила ты его в самое сердце. Помню, приехали тогда с охоты, веселые все, уставшие, добычу на двух подводах привезли. Все сразу в баню, больно уж грязны охотники были, по болотам лазивши. Я в прислуге бегал — полотенце подать или веничек банщику. Боярин подозвал, велел в терем бежать, сообщить, что приехали. Я на скорой ноге туда, а Катерина Владимировна, помню, бледна. Еще подумал — не оправилась она, голубушка, от болезни лютой. А она как узнала, зачем прибёг, сказала, чтобы пришел боярин сам, мол сказать что-то надо. Ну, я и передал. Он как понял, заторопился, побежал почти. Катерина Владимировна двери закрыла, и говорила что-то, говорила. Светислав Вышатич подсылал меня подслушать, да что там услышишь, через дубовые-то двери. Слышал только, как звучит голосок Катерины Владимировны, как ручеек журчит, тихо, спокойно.