Ката - дочь конунга
Шрифт:
Мальчишки близнецы нашли утешение в единении, Ратибор, как и отец, предпочитал печалиться в одиночестве, хотя и пришел на трапезу, и только малыш Богдан не мог еще контролировать свои эмоции, и рыдал, уткнувшись ей в подол, отталкивая няньку, которая пыталась увести его из зала.
— Оставь его, — тихо попросила Маша и обняла мальчика. Она присела на лавку, посадила мальчишку на колени, поглаживая его, икающего и всхлипывающего, по влажной макушке.
— А государыня теперь к боженьке ушла? — спрашивал мальчик.
Маша кивала.
— Будет теперь с боженькой и ангелами жить?
И на это Маша соглашалась. Несомненно, если был где-то там боженька, то Анна должна была быть где-то рядом.
— А
Она вообще не понимала, как ее затянуло в водоворот этого дома с его обитателями и почему она вдруг оказалась во главе огромного механизма, которым должна была управлять. Очевидно, боярыня Анна провела огромную работу, раз ее приняли беспрекословно. Это было странно.
— Нет, малыш, — Маша улыбнулась мальчику, — я просто… — она не договорила, спустила ребенка с колен, — ну, ступай.
Не зная, куда себя деть, она оделась с помощью Пламены, и вышла во двор. Здесь была территория мужчин, но и тут ей кланялись. Маше было ужасно некомфортно, будто она села на чужое место. Подошел старый тиун, работавший домоправителем еще со времен, когда был жив отец Светозара. Похоже и он не сомневался в ее полномочиях, потому что доложил, что боярин уехал в детинец, ему же велел приглядывать за домом. Маша восприняла его слова так, что если что-то нужно, старик все порешает.
Когда приехала Ката, Маша уже изнемогала. Будто бы все начало рушиться, и она должна была удержать это разваливающееся хозяйство своими руками. Ката быстро оценила масштаб, позвала старших со двора, из кухни и ключницу, заведующую кладовой, расспросила обо всем. Похоже, ничего экстраординарного, кроме падения морального духа у слуг, не случилось, и она отпустила работниц.
— Я не смогу! — сказала Маша.
— Сможешь! — строгим голосом ответила Ката, — ты нужна всем им!
Следующие пару часов они, уединившись, обсуждали, как жить дальше. Ката подробно рассказала Маше о ведении хозяйства, о ее полномочиях, и о том, как не пустить все на самотек.
— Этому девочек с детства учат, — произнесла она, — а тебе придется сейчас, всему и сразу научиться.
— Экспресс-курс, — пробормотала Маша.
— И еще, — Ката заглянула Маше в глаза, — сейчас боярин одинок, но ненадолго. Негоже молодому мужчине жить одному, дом без хозяйки не должен стоять, поэтому пройдет полгода, закончится траур по усопшей, и будут знатные отцы посылать боярину предложения, сватая своих дочек. Смотри, Маша, не решишься, придет в дом молодая боярыня, неизвестно, как все повернется.
— О чем ты говоришь?! — Маша всплеснула руками, — да он даже не смотрит на меня!
— А ты сделай, чтобы смотрел! — Ката была удивительно серьезна и настойчива, — он любил тебя, возможно, и сейчас любит, только надо ему напомнить об этом!
Время делало свое дело, шло хоть и медленно, но неуклонно. Втянувшись в ежедневный круговорот дел, Маша выполняла роль хозяйки дома. Она по-прежнему жила в своей светлице, отказываясь перебираться в покои попросторней, с удовольствием принимала у себя детей, которые, поняв, что она не собирается занимать место их матери, нашли в ней единомышленницу и хорошего собеседника. Маша с удивлением узнала, что средние дети боярина, как и многие сыновья знатных новгородцев, посещают школу, которая располагалась в пристрое Софийского собора. Мальчишки жаловались на сложности обучения, на злых монахов, которые чуть что, сразу хватались за розги, и на недостаток свободного времени. Ратибор, тоже часто навещавший Машу, только усмехался. Он через все это прошел, и понимал, что умение читать и писать важно не меньше умения обращаться с оружием и любимым конем. Кроме этого, Маша с удивлением заметила, что Ратибор начал привечать Богдана. Она все чаще видела их вдвоем, и было заметно, что оба с удовольствием общаются. Мальчик в полном восторге рассказывал о том, куда брал его с собой Ратибор и хвастался подарками — новенькой кольчугой, сделанной на заказ и горстью свистулек, которые однажды приглянулись ребенку, а Ратибор это видел и запомнил. Маша думала, что Ратибор после смерти матери, утрату которой он так и не смог пережить, вдруг осознал, что мальчик тоже потерял мать, которую даже не помнит, а он, отец, все это время отталкивал его. Может это, а может что-то другое, но эти двое сблизились, и близость шла на пользу обоим.
Главной печалью всего большого дома было то, что боярин Светозар игнорировал тот факт, что у него есть дочь. Малышка росла не по дням, а по часам, и была необыкновенной красавицей. Крестили ее с именем Анна, в память о давшей жизнь, но в доме все больше звали Забавой, как и хотела покойная боярыня. Няньки хвалили девчушку за отменное здоровье, кормилица — за хороший аппетит, а все остальные — за миролюбивый нрав. Маша часто заходила поиграть с ребенком, и каждый раз интересовалась, был ли боярин. Слуги огорченно мотали головами.
Светозар вообще устранился от семьи, целыми днями, а то и неделями пропадая на службе. Маша видела его очень редко, традиция совместных завтраков и ужинов канула в лету. Когда боярин ночевал дома, то ужинал у себя, предпочитая одиночество. Иногда к нему присоединялся Ратибор, но о чем они разговаривали, молодой человек, конечно, не распространялся.
Прошло почти полгода, весна в этом году буйствовала зеленью новой листвы и травы, ветрами и теплыми днями. Отдыхая от каждодневных забот, Маша вышла в сад, попросив слуг расставить под цветущими яблонями несколько кресел и постелить толстый ковер, на котором под присмотром двух нянек шустро ползала Забава. В какой-то момент Маша почти задремала, прикрыв глаза, когда вдруг почувствовала присутствие рядом, и вздрогнула, увидев Светозара. Она вскочила с кресла, запутавшись в длинном подоле, и стояла, чувствуя себя дурой, не зная, что ей делать.
— Сегодня в дом гости прибудут, — глухим голосом сообщил Светозар, — боярин Доброжир с боярыней. Нужно принять по чести.
От волнения пересохло в горле, Маша закивала, давая понять, что она его услышала. Светозар хотел еще что-то сказать, но, видимо передумал, повернулся и пошел.
Не стоило большого труда выяснить, зачем заявятся гости. У боярина Доброжира с супругой была дочь на выданье, слуги меж собой конечно это обсуждали. Оставив Забаву с няньками в саду, Маша направилась прямиком на кухню. Кухарка Еля, с которой у Маши наладились отношения давно, покачала головой.
— Одни не управимся, — предупредила она, — надо помощников звать.
Дом Светозара был гостеприимным и хлебосольным. С княжеской кухни по просьбе Маши прислали пять поваров, хлебники с Готского двора получили задание печь хлеб, булки и огромные пироги с рыбой, мясом и яйцами, квасники с торга потянулись к воротам, везя в телегах бочки с вином, квасом и кувшины с медовухой. Всем этим руководила Еля с двумя подручными, покрикивая на торговцев и кухонных рабочих, а на выходе управляющий расплачивался из огромной мошны серебром и медью. Столы накрыли в большой пировальнице на мужской половине, где Маша не была до сих пор ни разу. Если на женской половине была заметна рука хозяйки, то здесь явно чувствовалось присутствие хозяина. Почти аскетичные интерьеры выдавали сущность воина, который не гонится за роскошью. Но, все же, гридница поражала размером, основательностью и чучелом гигантского медведя в углу. Медведь скалил страшные зубы, и Маша даже не хотела представлять, какой ценой досталась владельцу эта безделушка.