Катабасис
Шрифт:
На этом моменте прихожане ринулись к нам всей толпой, видимо, не выдержав столь откровенного богохульства в Божьем доме. Или это ритмичные звуки моей балалайки ввели их в религиозный замок? Меня окружило человек тридцать, все они толкались и пихались, желая первыми дотянуться до меня. Расправа обещала быть немилосердной. Они начали рвать мою одежду и остервенело кусать и царапать меня. Но когда к обезумевшим людям пришло понимание того, что так легко человека не разорвать, ведь плоть отличается прочностью в известной мере, в толпе засверкали ножи, молотки и вилки. Интересно, откуда у паствы во время литургии взялись вся эта кухонная утварь? Как только мои кости захрустели под ударами молотков, а в левый глаз воткнули вилку, я проснулся.
Все мое тело покрывала холодная испарина, а в конечностях не унималась дрожь, будто через меня пускали разряды тока. Я посмотрел на часы, было уже три часа ночи. Заснуть снова не смог и в полудремотном состоянии провалялся до самого утра, потому что бесформенные впечатления о моем ночном наваждении отравляли все мои последующие часы в постели.
Кошмары – это, конечно, замечательно, но вот пропиликал будильник, обозначив тем самым, что мне пора идти трудиться во благо общества и моего холодильника. Я приподнялся над кроватью, голова сильно гудела, но работодателю глубоко плевать на ваши ночные пертурбации, если в них ничего не сказано, как повысить производительность труда или под каким предлогом не дать работнику премию. Поэтому я растолкал Андрея, который бубнил какую-то белиберду сквозь сон: он бурно спорил, пытаясь скинуть цену на какой-то товар. Сложно было понять, что именно он хотел купить, но оно ему было нужно позарез, и он не стеснялся в выражениях.
– Андрюх, давай на подъем, труба зовет, – крикнул я, добавив веса своим словам тычком в бок.
– Ты че, пёс, да я месяц назад брал в полтора раза дешевле!.. Чёрт, Костя, это ты… Ща, встаю.
– Давай, ускорься, а то я на собеседование опоздаю.
На слове «ускорься» у него лукаво заблестели глаза. Этот незначительный факт навел меня на подозрения, что я не так хорошо знаю своего друга, как следовало бы его узнать за все то время, что мы с ним знакомы. Но если в современном мире порядочный семьянин может оказаться маньяком-педофилом, то почему буддист не может оказаться торчком, сидящим на метамфетамине? «Catholic in the morning. Satanist at night», как говорят в Германии.
Мы вместе вышли на улицу, попрощались и пошли в разные стороны. Я направился в сторону ближайшего входа в метро. Пройдя несколько кварталов, я вошел в вестибюль станции и будто оказался в другом мире подобно Алисе, запрыгнувшей в кроличью нору – в мире прошлого, которое дает о себе знать через советскую архитектуру послевоенного периода. Я провел карточкой по считывателю турникета, и три хвоста цербера провернулись, чтобы впустить меня в длинную глотку метрополитена. Медленный спуск вниз заставляет задуматься о прожитой жизни. Будто лестница
Я влился в бурлящий поток людей и направился к перрону. Маленький электрон в потоке частиц, текущих по венам огромного мегаполиса и питающих техномагические механизмы городской суеты. Встав у края платформы, я стал ждать. Достав свой телефон, я решил полистать ленту, и первым же постом мне выпал пост с аудиокнигой «Анна Каренина» и прикрепленной к нему картинкой, где главная героиня бросалась под пресловутый локомотив. Я, конечно, был в мрачном состоянии духа после расставания со своей девушкой, но эта коварная таргетированная реклама промахнулась, ведь я всегда считал главную героиню этого романа ветреной дурой, да и вообще не любил русскую классику.
Убивая время котиками и смешными картинками, я даже не заметил, как синий стальной червь с громким воем остановился прямо напротив меня. Опомнившись от электронного морока, я взошел на борт этого космолета, раздирающего беззвездный мрак подземного метрополитена. Я не люблю метро, если честно. Я и раньше слышал, что в Киеве есть заброшенные ветки, но после просмотра одного американского хоррора мое сознание населило тьму этих туннелей богомерзкими тварями из ночных кошмаров в лучших традициях лавкрафтовских ужасов.
Мне следовало восходить на Олимпийской. Чтобы не прозевать свою остановку, я решил не залипать в телефон, а просто оглядеться. Вагон был полон людей, но ничего особо интересного я не заметил, кроме рекламы курсов польского языка. Как только на табло загорелось название моей станции, я устремился на выход, проталкиваясь через живую стену. Двери с шипением распахнулись и извергли меня наружу, однако за мной никто не последовал, будто бы вообще не заметив остановки. Не успел я и глазом моргнуть, как вагон уже тронулся и исчез в червивом нутре Киева. Я обернулся и не узнал остановки, это явно был не Киев.
Во-первых, тут не было рекламы, а во-вторых, художественное оформление было по-настоящему пафосным. Колонны на перроне были отделаны каким-то необычным материалом с типичным для советской архитектуры орнаментом: звезды, колосья, венки, а с украшенного лепниной потолка свисали ажурные люстры с чеканными узорами. В облицованные мрамором стены же были вделаны отливающие золотом экраны с изображением меча на фоне щита и копий. Тут также имелись непримечательные деревянные лавочки без спинок, на одну из них я и решил присесть и обдумать сложившуюся ситуацию.
Какой бы нереалистичной ситуация ни казалась, она случилась. Я каким-то образом пересек сотни километров и, судя по всему, оказался в одном из российских метро, вместо того чтобы спокойно выйти на своей остановке. Через минут пять я оправился от шока и стал думать. Следовало что-то предпринять, и самым очевидным мне показалось сесть на поезд в обратную сторону. Вдруг этот загадочный портал, связующий метро разных стран, еще не закрылся? В общем, так я и сделал. Вагон был еще более забит, чем это, казалось, было возможно в принципе, но в этой сутолоке я обратил внимание на сидящего напротив меня неопрятного молодого человека с одетой набекрень майкой-тельняшкой и заплывшим лицом не просыхающего алкоголика. Вся сюрреалистичность ситуации заключалась в том, что этот тип делал. А он читал. Как он вообще мог что-то разобрать через невидимые амбразуры своих залитых алкоголем глаз? Я решил наклониться и взглянуть, что же он все-таки читает. Вот что первое попалось мне, на глаза: