Катарсис
Шрифт:
Затем вылез Карл, его пафосный тост была ещё уродливее и противнее. Возможно, это связано с моей личной ненавистью к нему, ну или вообще к пафосным речам. Мне стало ещё паршивее.
Казалось, после второй порции обмена ударами о стаканы, хуже стать не может. Но внезапно кто-то из аналитиков в другом конце зала предложил идею: «А почему бы тост не сказать Вику?» И эта идея заполонила зал. Все начали это обсуждать, после чего Сэм Баррель снова вышел и заявил во всеуслышание:
– Дамы и господа, по вашим многочисленным заявкам слово предоставляется лучшему аналитику в нашем агентстве. Вик Мэйсон, я попрошу подняться тебя на сцену.
Да ёб твою мать, какого хера? Я уже достаточно нажрался, чтобы нести всякую ахинею, и тут меня просят что-то сказать. Как же я всех ненавидел, и была пора этим сучкам узнать кое-что новое о себе.
– Эм, всем привет. Я тот самый «лучший» аналитик, которого вы хотели видеть на этой самой сцене, – я посмотрел на жирного ублюдка Барреля. – Я что-то должен сказать, да? Окей, ребят. Я слукавил, если бы сказал, что очень рад нашему сбору в этом месте, ведь большинство из вас вызывают у меня лишь отвращение.
В зале раздался недовольный гул, хотя некоторые находили это забавным. Тони, например, который, смеясь, принялся аплодировать. Его никто не поддержал.
– А кто конкретно? – крикнул из-за стола Карл.
– Ты хочешь, чтобы я назвал тебе имена? – его слова звучали, как вызов для меня, а учитывая количество жидкой смелости во мне, я с удовольствием его принял.
– А почему нет? Твоя речь настолько смелая, как видимо, и сам ты. Так давай же, не держи себя.
Кажется, Эни не очень нравилось то, что этот пидорас провоцировал меня, она отдёрнула его. Но меня уже не остановить, извини. Он сам напросился.
– Хорошая попытка, но я перефразирую немного ситуацию, в которой я нахожусь. Как, по-твоему, Карл, все ли здесь присутствующие женщины красивые?
– Несомненно, Вик, все до единой, – нагло улыбался он.
– Но мы то знаем, что твои слова – не более, чем жалкая ложь. Одних из них красивые, другие – нет. Глупо отрицать. И с одними из них ты бы с удовольствием завалился в койку, а от других лишь конец свисает.
Гул и смешки продолжались, но уже в меньшем масштабе. Не очень симпатичные дамы погрустнели, красивые расплывались в улыбках, а мужчины не очень понимали, что делать в такой ситуации. В общем, всем было интересно, чем же закончится эта словесная перепалка.
– И я хочу предложить тебе сказать, с кем бы ты не хотел переспать в этом зале, – теперь уже провоцировал его я. – Давай, ты же считаешь себя смелым мужчиной, Карл.
– Прости, но данная формулировка неуместна в нашем обществе, – этот гондон был слишком хитрым и резвым, потому, наверное, и добрался до таких вершин.
– Ещё как уместна, и ты это прекрасно понимаешь. Я лишь сказал правду, но пальцами тыкать не собираюсь, чувак. Могу лишь сказать, что отвращение вызываешь у меня ты, а если выбирать партнёршу из присутствующих в этом зале, то ты выбрал бы мою бывшую жену, это точно. Точнее ты сделал это давно. Я думаю, ситуация достаточно прозрачна.
Все начали переглядываться, а Карл и Эни покраснели до цвета стоп-сигнала светофора. Я всё ещё не чувствовал ничего, лишь дурная улыбка наведалась к моему лицу.
– Так вот, возвращаясь к своему тосту. Я хочу поднять бокал за женщин. За наших милых и прекрасных дам. Вы – наше сокровище, без вас нам и трудиться не было бы ради чего. Оставайтесь, пожалуйста, источником вдохновения, а не причиной наших неудач и печалей. У меня всё.
Тони начал хлопать что есть мочи, на этот раз все остальные подхватили. Стадо, что с них взять? И он это прекрасно понимал. Я схватил стоявшую на столе бутылку водки, взял в гардеробе куртку и пошёл на улицу, где сел на скамейку и пил из горла. Через пару минут вышла та самая журналистка Кэтрин. Она подсела ко мне, разглядывая своими большущими зелёными глазами.
– Это была чудесная речь, Вик, – улыбалась Кэтрин.
– Я так не считаю, – кажется, я тоже улыбался.
– Но так считают многие. Ты выразил общее мнение, что заслуживает похвалы.
– Спасибо, Кэт. В наше время мало кто говорит правду, да и правда, как известно, похожа на проститутку… – меня повело в сторону, – кажется, я не хочу больше тут находиться, но я в дрова. Ты умеешь водить машину?
– Разумеется, – без какого-либо смущения ответила Кэт.
– Вот ключи, подбрось меня до дома. Это на улице Святой Каталины.
– Хорошо, поехали отсюда.
Она везла меня, а я был ей никем. Она проявляла заботу, и уже этим заставила в себя влюбиться. Хотя бы на этот вечер. Однако я слишком концентрировался на том, чтобы меня не вырвало прямо в машине. Я перебрал с алкоголем, но как ещё можно себя вести в противном тебе обществе? Иногда начинаешь понимать алкоголиков, беспросветно бухающих изо дня в день – им попросту противно находиться среди людей в трезвом состоянии. Когда мы доехали, она помогла мне подняться, открыла дверь, разула, раздела и уложила на кровать.
– Знаешь, Кэти, ты принадлежишь к числу красивых дам. Я бы тебя с удовольствием трахнул.
Мне хотелось было что-то сделать, но она просто придержала мои руки, и прошептала: «Спи, дорогой мой Вик». Я подчинился.
11
Вас когда-нибудь будил запах свежих блинчиков, ожидающих момента, когда вы соизволите пройти на кухню и с треском их съесть? Божественно, не правда ли? Я слишком много ел этих блинов, чёрт. Именно так я и проснулся, правда, голова гудела неимоверно, нужно было дойти до ванной и умыться. Я сбросил рубашку и пошёл в сторону ванной. На кухне кто-то был, сковорода шипела и создавала новые кулинарные шедевры, но я неустанно топал в направлении рукомойника, зайдя по пути в сортир.
– Ох, Вик, посмотри на себя, ты такой неудачник.
Вчера я, кажется, взболтнул лишнего, но уже стало настолько наплевать, что даже не мог придумать, что волновало меня в данный момент меньше. Я потянулся к манящему запаху еды, жрать хотелось ну очень сильно. Там была Кэтрин, стояла и делала панкейки.
– Доброе утро, – улыбнулась она. Она сняла своё вчерашнее вечернее платье и нашла в моём гардеробе футболку с трениками. Выглядел этот образ очень мило. – Присаживайся, сейчас позавтракаем.