Катарсис
Шрифт:
— Позвольте узнать, что это?
— Да мало ли чего потребуется, — ухожу я от разговора про торпеды, — но это дело будущего. Уверен, вас более заинтересует электрический телеграф.
— Не только меня, но и всю Европу, — сжимает губы Мастер после моих объяснений, — мы не ошиблись. И это радует. Так что надумали?
— Еще ничего, — широко улыбаюсь я, — простите, но я всегда беру паузу, если в затруднении. Идемте обедать.
В тот день я больше с Мастером не говорил. Зато беседовали со всеми
— Зря вы ему рассказываете, — сетует Фрол.
— Ничего не зря. Он увидел серьезность новшеств. И далеко не всех.
— Чего же еще показывать? Дирижабль сгорел.
— И хорошо. А туманные перспективы и проекты не так пугают, как конкретные вещи.
— Я мечтал о таком дирижабле. Может, здесь построим? И улетим.
— Чтобы всем поместиться, нужен огромный. Давай думать над маленьким. Для одного человека. Чтобы из баллона накачать можно быстро на корабле или в крепости.
— Разведчик?
— Хе-хе. Представь такой аппарат. Сейчас аккумуляторов хватает на три часа ровной работы. Потом мощность снижается, но еще три часа пропеллер крутится. Скорость тридцать верст в час. Если по ветру так больше. С высоты в километр разглядеть можно далеко. Увидел в пятидесяти верстах корабль и пошел к нему. За два часа подойдешь. А под гондолой у тебя такая вот торпеда или бомба килограмм на сто пироксилина. А то и мелинита.
— А ну как из ружья попадут по баллону, — кривится Фрол, — и пиши, как звали.
— На пятистах метрах не достанут. Пока. Так мы еще под гондолу и баллон снизу защиту поставим. Слой резины, слой пробки, слой жести. Обычная пуля непробьет и на ста метрах, ежели в высоту стрелять. Зато если метров с двухсот на палубу такую дуру положить, чего будет?
— Бомба верхнюю деревянную палубу прошьет. И нижние, и переборки. В балласте застрянет.
— И рванет. Но необязательно бомба. Можно зажигательную смесь скинуть. Она облаком накроет.
— А из параплана нельзя такое сделать?
— Нельзя. Двигателя нет такого, чтоб легкий был и мощный одновременно.
— А нефтяной?
— Без массивной станины болтает его. И все равно для воздуха тяжелый. Думаю, со временем даже паровик усовершенствуем, но пока на шарах летать придется.
Присланную из Астрахани модель двигателя приспособили на деревянную шаланду. Пока отрабатываются узлы передач и формы винта. Очень громко стучит, все трясет, но плывет.
Утром я пригласил Мастера на завтрак.
— Я согласен, — без прелюдий сказал я, — но есть дополнительные условия.
— Внимательно слушаю, Андрей Георгиевич.
— Начнем отсюда. Вы не вербуете моих людей. Обучение — это одно, а духовная зависимость, другое.
— Согласен, — кивнул Мастер.
— Вы активно продвигаете некоторые изобретения
— Не беспокойтесь, мы найдем способы наилучшей работы.
— В России помогаете делать тоже самое и вовремя докладываете о всех неурядицах.
— Боюсь, здесь наши возможности серьезно ограничены. Могу предложить сначала испробовать дело в Европе, а потом зайти в Россию как бы отвлеченно.
— Но уже гораздо дороже, — поднимаю я брови, — если государству надобно, все равно купят. Тем более, если речь пойдет об армии. Что ж, умно.
— Сие только коммерция, для которой границ не существует.
— В Америке все ваши резидентуры, простите, миссии подчиняются мне. В духовные дела я не полезу, а вот владеть оперативной обстановкой обязан. Двойную игру от вас я вести не буду. Но если мне не доложат всего, что узнаете вы, то не взыщите.
— Это возможно устроить. Вам нужна сейчас какая-то помощь?
— Пока ждем. Все решения приму после Государевых указов.
— Я буду в Москве. Алексей найдет меня.
В осаде мы сидели месяц. Потом приехала делегация ко мне и полковнику. Все прошло буднично. Уланы с казаками стали собираться на зимние квартиры к месту постоянной дислокации. А мне вручили пухлую папку с документами, с ознакомлением под роспись. И не только мне.
Новоиспеченному атаману тайного казачьего войска Смирнову Петру Тимофеевичу привезли полковничью форму. Пока что лейб-казаков. Но обещали построить свою. И звание полковника. Вот искушение-то! Вместе с формой и погонами прилагались трое писарей для составления реестра войска.
— Андрей Георгиевич, что делать? — был первый вопрос Петра, когда мы остались наедине.
— А что ты сделаешь? Уже все решили. Вон, какой пирог тебе подогнали от царских щедрот. Остается только минимизировать потери. Срочно делим всех на тех, кого можно светить, и кого нельзя ни в каком виде. То есть, часть боевиков должна перейти на совсем нелегальное положение.
— Так это несложно. Если тут кругом наше войско, то спрячем кого хочешь.
— И часть агентуры переходит.
— Куда?
— Думаю, к Никифору. Придется ему на старости лет в шпионов играть. Если ты при такой должности, то тебя определят куда-нибудь воевать или крестьян усмирять. Или еще чем заниматься. Оставляй себе только то, что нужно для работы.
— Дядька Никифор жесткий очень, — трет Петр подбородок.
— Понимаю, что хочешь сказать. И всегда помню, что ты мой родственник от начала. Но у тебя теперь в руках огромная государственная машина. Не надо прятаться, а грамотно использовать ее возможности. Только правильно.