Катастрофа. Я вернусь
Шрифт:
– Все в сборе, – объявил Захар. – Грузимся!
– Зойку, куда дели? – спросил кто-то.
– Она в безопасном месте. За ней утром вернёмся.
Общинники, сдержанно галдя, стали забираться наверх и рассаживаться прямо на мешках. Санька сунул пистолет в карман, поднялся на колесо и перекинул ногу через дощатый борт, когда воздух распорола пулемётная очередь, а к грузовику подбежали крепкие мужики в чёрной униформе с автоматами наперевес.
– Так, пукалки не лапаем! – мощно пробасил громила в натянутой на лицо «Балаклаве» с РПК на плече. – Ручки поднимаем и тихонечко сгружаемся на землю.
– Мужики! – вылез из кабины Захар. – Что за дела? Если мы на чью-то территорию влезли – извините. Готовы компенсировать. Зачем, сразу, автоматами махать?
– Заткнись, падаль! – сквозь зубы процедил ближайший к нему боец и двинул прикладом в солнечное сплетение.
Захар повалился на землю, судорожно, словно рыба на суше, хватая воздух ртом.
– Мораль всем ясна? – опять заговорил громила? – Без разрешения голос не подавать. Тихо стоим и не дёргаемся.
К церкви подъехал мебельный фургон на базе ЗИЛ-130, и автоматчики стали загонять общинников внутрь. Дверь глухо, словно крышка гроба, захлопнулась, отрезая солнечный свет, машина завелась и тронулась с места.
– Похоже, мы попали, – раздался из темноты голос Михаля.
– Что им от нас надо? – истерически взвизгнул Игорёк.
– Да, грохнут нас, и все дела, – угрюмо ответил откуда-то из угла Славик.
– Хотели бы грохнуть, там бы и грохнули, – отозвался Захар. – Стали бы они на нас бензин жечь?
Снаружи раздалась автоматная очередь, ещё одна, а, потом, забористый мат, перекрывший звук работы двигателя. Все испуганно замолчали. Санька сидел на полу фургона, глядя в темноту, и думал о Зойке. Она, сейчас, сидит на кладбище в склепе, ждёт его, а он едет неизвестно куда, и не имеет возможности убежать. Что с девчонкой будет, теперь? За переживаниями, даже, отступила тревога за самого себя.
– Вот, так отвезут к оврагу и завалят за здорово живёшь, – опять, заныл в темноте Славик. – Вы их рожи видели? Им же убить – как высморкаться. Особенно у того, с пулемётом.
– Где ты рожу того, с пулемётом, рассмотрел? – отозвался Михаль. – Она же у него балаклавой закрыта.
– И так видать, что ничего хорошего.
– Да перестаньте вы жуть нагонять! – заверещал Игорёк. – И без вас тошно!
– Заткнулись все! – рявкнул Захар.
Все сразу замолчали, и, только, в темноте было слышно судорожное дыхание одиннадцати человек. Машина покачнулась, переезжая какое-то препятствие, и остановилась. Хлопнула дверца кабины, послышались голоса, смех, топот множества ног и скрип, кажется, ворот. Потом, машина опять тронулась, но, на этот раз, проехала совсем немного и опять остановилась. Дверь фургона распахнулась, впуская внутрь вечерний свет, показавшийся после темноты ослепительным. И на фоне сумрачного неба был виден силуэт человека с автоматом.
– Выходим и строимся! – скомандовал силуэт и отошёл в сторону.
Общинники принялись, кряхтя, подниматься и потянулись на выход. Санька спрыгнул вслед за Михалем, потерял равновесие и, пытаясь удержаться, схватился за плечо Игорька. Игорь ойкнул от неожиданности и шарахнулся в сторону.
– Что там за суета? – раздался окрик откуда-то сбоку. – Стоим спокойно!
Только сейчас Сашка получил возможность оглядеться. Возле машины стояли четыре человека в такой же чёрной униформе, что и те, кто их пленил, небрежно удерживая автоматы так, что стволы были направлены в животы пленникам. Рядом высилась громада Дворца спорта речников с большим, стилизованным изображением парохода на фронтоне. Один из автоматчиков, видимо, старший, прошёлся вдоль подобия строя, который изобразили общинники, и остановился перед ними.
– Значит, так, – заговорил он. – С этого момента вы никто. Забудьте обо всём, что было у вас до этого. Теперь, все ваши желания, мечты и прочие чувства ничего не значат. Вы поступаете в собственность Прекрасной Клео и будете трудиться в её хозяйстве. И ваша жизнь и ваше здоровье полностью находятся в её прекрасных руках.
Санька слушал и не верил своим ушам. Ему казалось, что он находится в большом балагане, или на постановке бездарного спектакля. Какая Клео? Тем более, прекрасная? Что за глупые шутки? Похоже, так думал не он один. Тимофей, здоровый детина недюжинной силы и, обычно, молчаливый, вдруг, хихикнул, а, потом, откровенно расхохотался.
– Это, что, розыгрыш такой? – сквозь смех спросил он. – Я такое до катастрофы по телевизору видел.
– Пасть заткни, мясо! – крикнул ему кто-то из автоматчиков и попытался ударить прикладом в грудь.
Лучше бы он этого не делал. Обычно флегматичный, Тимофей, внезапно, озверел, перехватил приклад, легко, словно у ребёнка, отобрал автомат и ударил им обидчика по голове. Автоматчик закатил глаза и кулем осел на асфальт. Тут же раздался выстрел. У Тимофея на лбу образовалась маленькая аккуратная дырочка, и он, как подкошенный, рухнул навзничь.
– Я понятно объяснил? – старший убрал пистолет в кобуру. – Заходим во дворец, не задерживаемся!
Действительно, демонстрация возможностей была убедительной, и ни у кого больше не возникло желания спорить. Сашка вместе со всеми поднялся по бетонным ступеням и вошёл в большие двери Дворца спорта.
Ворота склепа закрылись за Сашкой, и Зойка устало присела в углу. Нога ныла тупой болью. Слушая, удаляющиеся Сашкины шаги, выстрелы, сдавленное мычание зомби, девушка застонала от досады. И, надо же было ногу подвернуть! На ровном месте! Сейчас бы вдвоём убежали. Звуки постепенно удалились и затихли. Тишину нарушало, только, сдавленное мычание одинокого зомби, заблудившегося между могилами. Саня увёл погоню за собой. Зоя посмотрела на бесполезный обрез и отложила его в сторону. Всё равно, патронов нет. Нужно ждать. Сашка сказал, что за ней вернётся.
Сашка. Она обратила на него внимание сразу, как только попала в эту общину. Двадцати семи лет, среднего роста, белобрысый, с выцветшими до белесого цвета ресницами и бровями, необычно синими глазами на круглом улыбчивом лице, он, в принципе, ничем не отличался от остальных парней, сбившихся в кучу у входа в подвал и с любопытством разглядывающих вновь прибывших. Даже старым для её восемнадцати лет не показался. Он, как говорится, был одним из многих, пока, неожиданно, не шагнул вперёд и не подал ей руку, при этом доброжелательно улыбнувшись. А, когда, она, нерешительно, вложила в неё свою ладонь, он некрепко, но надёжно, сжал её и ободряюще подмигнул.
С тех пор, Сашка всегда был рядом. Это не значит, что он вечно маячил у неё за спиной. Нет. Он, вроде, и занимался всегда чем-то своим, не досаждая своим присутствием, но, постоянно был в пределах видимости. И, стоило Зойке столкнуться с чем-либо трудным, он, тут же, появлялся и всегда приходил на помощь. Девушка чувствовала, как между ними установилась невидимая, но прочная связь, которая крепла день ото дня. И, когда, мужики ушли в поиск и не взяли с собой её и ещё нескольких ребят помоложе, она реально почувствовала острый приступ одиночества и беззащитности от того, что Сашки нет рядом.