Катавасия
Шрифт:
Чуть погодя добрались до места, где мелководную Каменку принимала в объятия глубокая, быстроструйная Днерь, сама от того раздаваясь вширь. Справа от дороги лес отодвинулся вдаль, его место заняли поля, покрытые ярко-зелёными всходами. У кромки леса кой-где видны были усадьбы огнищан. Впереди завиднелись градские стены. Кони, почуяв скорый отдых, прибавили шагу. Оживились и люди, заговорили разом.
Город стоял, окружённый высоким, в три человеческих роста, земляным валом, поверх которого поднимались бревенчатые срубы, засыпанные внутри землёй и камнем, связанные друг с другом в единую стену. В верхних венцах имелись прорезанные бойницы для
Проехали и эти ворота. Сразу за ними раскинулась мощёная булыжником площадь, торговая и вечевая одновременно. Торгующих было мало. Центр был свободен от возов с товарами, там, на высоком помосте, на столбе висело медное било, заменявшее вечевой колокол.
Обоз на непродолжительное время остановился. Лютик сгонял вперёд, вернулся и сообщил, что Глузд уехал докладывать обо всём князю. Минут через пять тронулись с места, проезжали широкой немощёной улицей. Лишь по краям были настланы мостки для пешеходов. Глузд распоряжался возчиками, проезжаясь вдоль обоза. Остановился у последнего воза, окликнул:
– Вяз! Обозники сами разберутся. Бери Лютика да пришлецов и дуй до князя. Ждёт вас, сам обо всём расспросить желает.
– А ты?
– А я что? Вы поболе моего видели. Я своё уж всё рассказал.
Вяз отчего-то помрачнел, бросил в сторону:
– Давай за мной!
– ссадил на землю Снежка, - а ты с Берёзкой меня у княжьего терема дождитесь.
Глузд вмешался:
– Чего им зря пнями торчать? Я их к тебе до дому свезу, там и дождутся.
– Добро, поезжайте.
Обогнав возы, вскоре уж подъезжали к княжескому терему. У входа на ступеньках крыльца сидел сивоусый, узкогубый, востроносый, бритый наголо дружинник, бормоча под нос себе что-то, чистил концом ножа под ногтями. Поднял голову на подъехавших:
– Вяз, шевели ногами, ждёт князь-то. Коней бросьте, я сам обихожу.
Поднялись наверх, прошли в горницу. У стрельчатого окна, забранного разноцветными стёклами в свинцовых переплётах, спиной к вошедшим, за столом сидел курчавый светло-русыймужчина в белой рубахе, что-то писал. Заслышав шаги, не оборачиваясь, кинул глуховато:
– Пришли. Чего встали, садись на лавки, сейчас я.
Молча, робея от холодного приёма, расселись на лавки, стоявшие вдоль стен, укрытые полавочниками, по зелёной "земле" которых шли причудливые синие и алые "струи" и "речицы".
Минут через пять князь обернулся к вошедшим, оказавшись, вопреки ожиданиям Дедкина, совсем ещё молодым мужчиной, не более тридцати лет от роду. Усмехнулся:
– Ну вот, то я вас ждал, а после вы меня. Я вот думаю, может мне со всеми так: продержать час-другой, а после лишь к себе допустить. Может так к вежеству и приучу всех, а? Ладно!
– оборвал князь сам себя, - Вяз! Почто ямурлаков прозевал, воев сгубил зазря, людей, что на твою оборону чаялись, на растерзание отдал? Почто брони поскидывали? Стар, что ли стал, или вовсе младенцем себя возомнил? Ответствуй! За дела свои, за жизни загубленные по твоему ротозейству, за добро пропавшее, за всё ответ держи. Ты после Книвы старшим был, не с Лютика ж мне спрашивать. Да и то: Книвино дело было дань полюдную собрать, а твоё: людям да добру защитой быть.
Вяз приподнялся с лавки:
– Игорь Святославич! Моя вина, не стал ротников заставлять брони вздеть. Пекло уж больно. Да и ехать уж недалеко было, кто ж думал, что они посмеют!
Князь перебил:
– А они посмели! А думать надо было! А что за вои, если от солнца раскисли. Знаю, что скажешь, не походом, мол, шли, сторожа пограничная, мол, на что тогда. Знаю! То - моя вина, я её не снимаю. Но и твоей никто снимать не станет. До завтра погляжу я, подумаю, можешь ли дальше десятником быть, нет ли. С утра и узнаешь про то. А теперь, как человек начальный, ответствуй, каково Лютик себя показал?
– Бился, княже, он как и пристало ротнику. И силу свою показал, и выучку. Ослопом так их гвоздил, что любо-дорого! Ранен был тяжко, помирал совсем, да берегини поспели.
– То-то, что ослопом, а оружие куда девал?
– Игорь движением руки остановил десятника, - Пусть сам отвечает, не безъязыкий, чаю я.
Лютик, уставившись в пол, заговорил:
– Так я это... Жарко было, броню-то и скинул...
– Оружие куда дел?
– Так я... на коне вся справа осталось, а конь убёг, испугался конь-то.
– Скинул, что ль тебя?
– Да не-е, я на возу лежал, как ямурлаки эти наскочили.
– На возу-у?
– понижая голос, переспросил князь, - Это так-то ты службу свою нёс? Так-то обоз охранял? Так! Не бывать тебе боле в дружинниках. Уходи!
– Как же я... Куда мне теперь?
– растерялся парень.
– Куда глаза глядят! К мамке под бок, на лавке будешь полёживать. От того хоть вреда никому не станет.
– Погоди, княже, - вмешался Вяз, - Он ведь с моего ведома оплошал. Тогда и меня гони прочь.
– Обоих и прогоню, - сумрачно пообещал Игорь Святославич, - сам напросился.
– А это он ведь, Лютик то есть, мальчонку успел за помощью отправить. Коли б не он, так и вовсе худо было бы. Да вот ещё они, - Вяз указал на сидевших Дедкина, Ляха и Каурина, - пособили, да берегини подоспели.
Князь возразил:
– Они только тем лишь помогли, что вас, двоих дурней от смерти спасли, да чуть сами не сгинули.
Вяз не сдавался:
– А кто сыновца моего к жизни воротил, да девчонку ещё одну? Вот - Лях!
– О том мне ведомо, да другой то разговор. Не про пришлецов речь, про тебя с Лютиком. За что держать мне вас в дружинниках?
Лютик подал голос:
– Так ведь мы, княже, отслужим, искупим вины свои.
– А жизни людские тоже отслужите?!
– рявкнул Игорь, - ступайте до гридницкой оба, там ждите. Наутро решу. Хотя... ты, Вяз, до дому иди, жена заждалась, утром придёшь.
Оба ушли. Вяз перед уходом шепнул Дедкину:
– На крыльце ждать буду, у меня заночуете.