Катерина
Шрифт:
Я встала и поцеловала маму в щеку.
– Тебе сделать чай?
– Да, давай.
Налив себе и маме чай, я поставила кружки на стол, и села напротив мамы.
– Тебе лучше? – я сделала глоток чая.
– Да, всё хорошо, – спокойно ответила мама. – Скотт сказал, что завтра приедет, и ему надо будет с тобой поговорить, – без эмоций выдала мама. От этого я чуть не подавилась чаем, делая еще один глоток.
– Что? Приедет? – Не смогла я сдержать удивление. От такой новости я не знала как себя вести, радоваться или злиться, я была в замешательстве. Но когда мама протянула мне телефон, я поняла, что лучше позвонить.
Набрав номер отца, и поднеся
– Алло, – ответил Скотт. Его голос выбил меня из колеи. Словно потеряв дар речи, я молчала, не зная, что сказать. – Алло, Одри, говори – повторил Скотт.
Одри – так звали мою маму.
– Алло, это я, – выдавила из себя я, едва не задохнувшись от волнения.
– Катя, рад тебя слышать.
– Да, и я, – стараясь справиться с волнением, отвечала я.
– Мама с тобой уже поговорила, раз ты звонишь.
– Да, она рассказала всё, – уже чуть успокоившись, говорила я. – Куда ты пропал? За полгода ты ни разу не позвонил, почему?
Отец сделал тяжелый вдох.
– Это, очень не просто, тяжело объяснить. У меня были неприятности, я не мог с вами связаться.
– А сейчас их нет? Сейчас нет неприятностей?
– Нет, сейчас уже всё хорошо.
– Поэтому ты приедешь?
– Что? – По голосу отца чувствовалось, что мой вопрос его очень удивил.
– Ты приедешь, потому что у тебя всё наладилось?
– Да, да, конечно, и не только, тебе мама разве не сказала?
– Что не сказала? – Задав этот вопрос отцу, я повернулась к маме, у нее снова накатились слезы.
– Я приеду за тобой. – Эти слова были словно обухом по голове, и меня охватило чувство изумления.
– Я, я, я перезвоню, – еле слышно и очень удивленно произнесла я и отключила телефон.
Теперь понятно, почему мама плакала и грустила.
– Мама? – я изумленно смотрела на Одри.
– Я не хотела тебе говорить, он… – у мамы покраснели глаза и накатились слезы, она сделала вдох и уже дрожащим голосом продолжила – …он хочет тебя забрать. Он заберёт тебя. Я не хочу этого. – Уже не сдерживая слёзы, говорила мама.
– Мама, мам, не плачь, пожалуйста, не надо. – Я погрустнела, подошла к маме и обняла ее. – Не плачь, не надо, я ведь его не знаю, и не видела его никогда, я не смогу просто взять и уехать от тебя, я не могу вас обоих оставить.
– Катерина, девочка моя, – утирая слезы одной рукой, и обнимая меня другой, говорила мама – я люблю тебя…
– И я тебя очень люблю, мам, – перебила я.
– Прости меня.
– За что? – Удивленно посмотрела я на маму.
– Ты, ты должна уехать с ним.
– Но почему? Зачем? А если я не хочу?
– Потому что, у нас была с ним договоренность, и есть официально подписанный документ, что после развода, по исполнению тебе шестнадцати лет, ты уезжаешь к нему. Это постановление суда и оспорить его мне не удалось, он лишь внес поправку, ты должна будешь прожить с ним год и если тебе не понравится, тогда ты имеешь полное право вернуться ко мне.
– Мама, – тут уже не выдержала и расплакалась я. – Я не хочу уезжать.
– Прости меня, Катерина.
– Нет, мама, не извиняйся, всё будет хорошо. Пойдём в комнату. – Вытерев слезы с глаз рукавом, я убрала кружки от чая в раковину и вместе с мамой прошла в гостиную.
Мы зашли в комнату. Сама гостиная была окрашена в белый цвет, паркетный пол был застелен бархатным белым с чёрными кругами ковром, а на потолке весела большая круглая плоская люстра на восемь лампочек. Посередине комнаты стоял мягкий, средней длины диван бежевого цвета, а напротив него висел телевизор.
Мы с мамой присели на диван. Весь вечер мы провели у телевизора, позже я пошла в ванную комнату.
Ванная комната была отделана белым кафелем, на левой стене от двери была выложена цветная мозаика с дельфинами в голубых, синих и слегка-зеленоватых оттенках, вокруг ванной. Справа, меньше чем в полуметре от ванной, стоял умывальник, над ним висело небольшое зеркало, а слева от мозаики стоял унитаз.
Я приняла ванну, почистила зубы, надела шёлковую, темно-синего цвета, короткую пижаму, состоящую из просторных шорт на резинке и топа. Прошла в свою комнату. Перед тем, как лечь в кровать, я распустила свои длинные волосы, расчесала их, заплела в косу и легла спать.
Глава 2
Утром, проснувшись, я приняла душ, почистила зубы, надела свои любимые синие джинсы, приталенную водолазку чёрного цвета, собрала волосы в высокий хвост, подвела стрелки на глазах, слегка нарумянила щёки и прошла на кухню, завтракать, где меня уже ждали мама и брат.
Ник был уже одет в тёмно-синие джинсы, белую водолазку, поверх которой была надета стильная клетчатая бирюзово-синяя рубашка с коротким рукавом.
После завтрака, я созвонилась с подругами, Илин и Олив, которые жили через три дома от меня. И совсем перед выходом я накрасила губы бледно-розовым блеском, подушилась парфюмом, надела кожаную куртку и полу-замшевые ботильоны, взяла сумку с учебниками, дождалась пока Николс наденет свою серую толстовку с капюшоном и чёрно-синие кеды. Мы вышли из дома, когда к нему как раз только подошли девочки. Олив была одета в светло-коричневую полутунику-разлетайку, чёрную классическую кожанку, которая была полностью расстегнута, а на левом плече висела чёрная сумка-клатч на длинном ремешке. Черные штаны в обтяжку и, на тон светлее туники, кожаные сапоги с белой подошвой. Рыжие до плеч волосы были распущены и ровная челка слегка прикрывала тонкие светло-рыжеватые брови. На Илин были надеты: коричневая куртка-кожанка, косуха, синие джинсы и чёрные ботфорты. Ее рыжие волосы были заплетены в колосок, а единственным отличием в макияже были светло-серые тени, всё же остальное было точь-в-точь как у Олив. У них обоих были миндалевидные глаза ярко-голубого цвета, большие длинные светлые ресницы, выделенные легким макияжем, чёрной подводкой и чёрной тушью. Прямые ровные носики были слегка припудрены, скрывая еле заметные веснушки, а тонкие аккуратные губы покрыты прозрачным блеском. Мы поздоровались и пошли в школу через сквер.
Первые два урока: физика и биология, прошли как обычно, и всё было хорошо. Но, затем я вошла в кабинет алгебры, где справа от меня висела длинная доска почти на всю стену, а слева стоял учительский стол, за которым располагались парные парты на двадцать человек. За столом сидела, учитель миссис Роз, женщина в возрасте лет пятидесяти—пятидесяти пяти в меру упитанная, одета в чёрную с вышитыми стразами в пол юбку, и тёмно серую блузку. Волосы чёрные, как смоль, как обычно завязаны в аккуратную гульку на затылке. Округлое лицо, небольшие азиатские глаза, в которых читалась доброта и любовь, но в то же время строгость и усталость, прямой нос, маленькие пухлые губы, и слегка конопатые щеки. Добрейшей души женщина, которую очень любили и уважали ученики. Надев свои очки в тонкой прямоугольной прозрачной оправе, она проверяла тетради.