Кати в Париже
Шрифт:
— Кати, — сказал Леннарт. — В первую очередь я приехал сюда, чтобы жениться на Кати и показать ей город, который люблю. А кроме того… ладно! Никакой я не «тип», но считаю только, что из нас троих я, возможно, единственный, кто на самом деле считает, что ходить по музеям — чудесно. Вернее, по музеям изящных искусств.
— Да, сидишь тут — варвар варваром среди особ со сплошь возвышенной душой, — сказала Ева. — Пожалуй, не стоит напоминать вам, что это я захотела пойти с вами в Jeu de Раите уже в самый первый день?
— Да, пожалуй, я не понял тебя, Evita mia [64] — признался Леннарт.
— Вообще-то, — заметила я, — замечательно, что мы — все трое — интересуемся разными вещами, а пасемся
— Давайте составим список! — закричала Ева, быстро смахнув пыль со стола Робеспьера. — Сначала составим список самого необходимого, что нам надо посмотреть.
Ева составляет списки на все, начиная с «Если я заболею водобоязнью», «Заметки о тех, кто может меня укусить» до «Мужчины в моей жизни». Она вытащила листок почтовой бумаги и уселась к столу.
64
Моя Эвита Сит.). Игра слов: «Vita mia» — «жизнь моя», нежное обращение к возлюбленной.
— Список тех, «кого я завтра пошлю на гильотину», — сказала она, — уверяю вас, что Робеспьер сидел здесь и составлял такой список… Сейчас увидим, какие у нас будут рубрики. Когда приезжаешь в Париж впервые, нужен список того, без чего нельзя обойтись. Леннарт, диктуй мне… ты ведь все знаешь!
— Да, я знаю все наизусть. То, что я перечислю, делает каждый приезжающий в Париж, а потом едет домой и бьет себя в грудь со словами «Знаю ли я Париж? Да, думаю, что знаю!»
— А что он делает? — спросила я.
— Поднимается на Эйфелеву башню, — начал перечислять Леннарт. — Посещает гробницу Наполеона в Соборе Дома, инвалидов. Осматривает Лувр — из чувства долга; собор Парижской Богоматери и Sacre Coeur — также из чувства долга. Выпивает аперитив в «Caf'e de la Paix» [65] — с величайшим восторгом. Бегает по магазинам на Rue de Rivoli — будь то он или она. Забегает в «Галери Лафайет» и в другие магазины. Один вечер просиживает на Place du Tertre [66] на вершине Монмартрского холма. Один вечер — в кафе «D^ome» [67] на Монпарнасе или, возможно, в кафе «Flore» [68] в St. Germain-des-Pres. Затем Булонский лес [69] и Люксембургский сад. Букинисты на набережных Сены. Вот и все в общих чертах.
65
Известное кафе на Монмартре
66
Площадь на Монмартре, где по вечерам собирались художники и местные жители.
67
Кафе «Дом» (фр.) — одно из знаменитых кафе Монпарнаса.
68
«Флора» (фр.).
69
Живописный лесопарк на западной окраине Парижа (900 гектаров), который называют «легкие Парижа». Традиционное место отдыха и прогулок парижан.
— Думаю, я слышала разговоры о чем-то называемом площадь Pigalle [70] .
Леннарт приподнял брови.
— Неужели? — удивился он. — Такая маленькая невинная девочка, как ты! Но ты права — некоторые туристы никогда не заходят дальше площади Пигаль и увеселительных заведений вокруг нее. И из всего скучного, что можно найти в Париже, это — самое скучное. Это ничуть не более французское занятие, чем мои старые башмаки.
— Но все же можно совершить туда экскурсию в познавательных целях, — стала уговаривать Леннарта Ева. — Исключительно в познавательных.
70
Пигаль (фр.) — парижская площадь, пользующаяся дурной славой из-за обилия злачных заведений.
— А не начать ли нам день с того, чтобы посетить исключительно в познавательных целях Эйфелеву башню, с которой вы так долго приставали ко мне?
С Эйфелевой башни открывается необыкновенно прекрасный вид. Весь Париж, словно блин, лежит у вас под ногами. А на стенах висят телефоны-автоматы, и если сунуть в них пять франков, то можно узнать о всевозможных вещах — у кого сегодня счастливый день и за кого выйдешь замуж.
— Это, право же, меня давно интересовало, — сказала Ева. — А ну-ка посмотрим!
Будущий муж Евы станет D'eput'e [71] , — утверждал автомат. Леннарт же думал, что она не может рассчитывать на то, чтобы ей удалось охмурить какого-нибудь французского депутата. Он утверждал, что это предсказание грозит скорее какому-нибудь шведскому депутату риксдага [72] .
— Ты так считаешь? — спросила повеселевшая Ева. — Да, да, как только вернемся домой и распакуем все самое необходимое, придется совершить налет не только на первую, но и на вторую палату депутатов!
71
Депутат (фр.).
72
Риксдаг — парламент в Швеции, состоит из двух палат.
VI
Жгучая тоска Евы по Моне Лизе и Нике Самофракийской и по прелестным картинам импрессионистов в Jeu de Раите была постепенно утолена. Но когда она увидела знаменитую картину Мане «Dejeuner sur I’herbe» [73] , в ней пробудилась тоска нового рода. Она тоже пожелала завтракать на зеленой траве, «хотя и не столь легко одетой», — сказала Ева.
— Милый Леннарт, не можем ли мы это осуществить? — молила она. — Завтрак в Булонском лесу — сегодня, когда такая прекрасная погода!
73
Мане Эдуар (1832–1883) — известный французский живописец. Картина «Завтрак на траве» (1863), вызвавшая горячие споры, принесла ему славу. 13 этой и в ряде других картин («Олимпия», 1863; «Завтрак в мастерской», 1863, и т. д.) он переосмысливал сюжеты старых мастеров в духе современности.
Даже я смотрела на него умоляюще.
— Да, милый Леннарт, — попросила я.
— Вы говорите словно двое бедных маленьких детей, умоляющих о чем-то жестокосердого отца, — ответил Леннарт. — Пожалуй, не я один распоряжаюсь в этой компании.
— Да, но автомобиль поведешь ты, — заметила Ева.
— А мы с Евой организуем все остальное, — подхватила я. — Идем, Ева, запасемся продовольствием.
Мы быстро бросились вниз по лестнице с изображениями семи смертных грехов на стенах. И Ева сказала, что заметила у себя явную склонность абсолютно ко всем смертным грехам, за исключением жадности.
— А прежде всего — обжорство, — сказала она, останавливаясь перед изображением неестественно толстого человека, иллюстрировавшего своей фигурой этот смертный грех.
— Вот так и будешь выглядеть! Хо-хо-ха-ха!
Студент, комната которого находится рядом с комнатой Евы, как раз поднимается по узкой лестнице. Он обволакивает ее целой серией взглядов своих бархатных глаз, и они проходят друг мимо друга со множеством «извините!» и «извините!» с одной и с другой стороны. И мне, пожалуй, кажется, что процедура слишком растягивается, причем без всякой необходимости. Ведь лестница вовсе не так узка, а Ева, несмотря на свое «обжорство», еще не достигла таких объемов, чтобы представлять собой какую-то помеху вовсе не на такой уж узкой лестнице.