Кати в Париже

Линдгрен Астрид

Мы прошли по набережной до Pont Neuf, пытаясь отыскать дорогу к нашей обители, к старинным улочкам возле Одеона [99] .

— Пожалуй, старый город здесь очень хорош! — сказал, остановившись посреди улицы, Леннарт.

И мы молча постояли некоторое время и именно там и именно тогда больше, чем когда-либо, почувствовали, какой Париж старый город.

Я крепко вцепилась в руку Леннарта и тихо прошептала, чтобы другие не слышали:

— Как я рада, что ты думаешь почти обо всем так же, как и я! Что ты любишь ходить ночью по старинным кварталам, а не сидеть в ночном клубе на площади Пигаль.

99

Одеон —

название музыкального театра у древних греков. Зд.: название одного из парижских театров, в честь которого и величают квартал, в котором он находится. «Одеон» располагается рядом с Люксембургским дворцом, он был построен в 1807 г. для театра «Комеди Франсез».

Леннарт взял меня за руку, и мы так и пошли дальше по узким улицам. Ева с Петером следовали за нами по пятам.

За высоким ажурным решетчатым забором, мрачный и молчаливый, раскинулся Люксембургский сад. Маленький тонкий серп луны сверкал над Люксембургским дворцом — на радость королевам Франции, статуи которых стояли в саду среди ветвистых деревьев. Ночью парк закрыт, и их величества неограниченно властвуют в своих зеленых угодьях. Но потом, пожалуй, постепенно наступит утро, а вместе с ним шумной толпой хлынут через ворота веселые студенты Сорбонны и снова бесцеремонно завладеют парком.

— Где вы, собственно говоря, обитаете? — спросил Петер, когда мы начали приближаться к Пантеону.

— Мы живем наверху, на горе Святой Женевьевы, — ответила я. — Неужели ты не подпрыгнул, услышав об этом? Ведь со времен Данте ясность и разум струились оттуда, словно лучи маяка, распространяясь по всем}' миру… ну, что скажешь?

— И вы теперь там живете… какой мрак, — отреагировал Петер.

Ева окинула его негодующим взглядом.

— Вот наша улица, — сказала она. — А вон двое наших милых бродяг, — гордо продолжала она.

И в самом деле. Оба наши clochard [100] как раз собирались ложиться спать на своем обычном углу улицы. Они ковыляли по тротуару, один впереди, другой сзади, обмениваясь друг с другом глубокими мыслями. Грязные и оборванные, они тем не менее двигались с большим чувством собственного достоинства. И то, что мы слышали, было небольшой вечерней беседой между двумя джентльменами перед отходом ко сну. Один из них — патриарх с длинной бородой — усердно жестикулировал и, чтобы придать большую весомость своим словам, переходил иногда на немецкий, а иногда на итальянский язык.

100

Нищий, бедняк. Зд.: бродяга (фр.).

— So ist das Leben! [101] — произнес он, философски кивая. И, огласив эту мысль, спокойно и молча улегся спать.

— Говорят ведь: «На французских танцплощадках самый отпетый бродяга бойко шпарит по-французски», — заметила я. — Но то, что они говорят и по-немецки, и по-итальянски, — к этому меня никто не подготовил.

— Должно быть, так бывает в Quartier Latin, — сказал Леннарт.

Он отворил ворота отеля. Мы пришли домой. И именно в эту минуту Петера осенило, что он снова останется в одиночестве. Лицо его омрачилось скорбью.

101

Такова жизнь! (нем.)

— Спокойной ночи, милый Петер! — попрощалась Ева. — Спокойной ночи, милые мои бродяги! Спокойной ночи, Париж!

Бедному Петеру открылась вся глубина постигшего его несчастья.

— Не можем же мы теперь расстаться! — запинаясь, но энергично произнес он. — Не теперь же, когда мы только встретились.

— Такова жизнь, so ist das Leben! — воскликнула Ева и исчезла в воротах.

VIII

Но от Петера так легко не отделаешься.

Уже ранним утром следующего дня в нашу дверь

постучала Николь и сказала, что звонят monsieur или та-dame Сундман. Поскольку Леннарт брился, пришлось мне ринуться по лестницам вниз.

— Могу я пригласить тебя с Леннартом и еще эту Еву сегодня на обед? — услышала я энергичный голос Петера.

Леннарт и я были бедны, Ева тоже. В Париже мы состояли на полном пансионе, pension complete, в отеле и ежедневно ели скромную еду по скромной цене в скромной маленькой столовой среди скромных студентов. Наша ресторанная жизнь ограничивалась в основном чашкой кофе или стаканом пива по вечерам или каким-нибудь аперитивом, когда наступало время пить аперитив и мы хотели где-нибудь посидеть, наблюдая народную жизнь. Принять великодушное предложение Петера было заманчиво, но меня беспокоило, что на такую роскошь, как приглашение на обед, его подвигло лишь отвращение к одиночеству.

— Не надо, Петер, — сказала я. — Это стоит так дорого, и после обеда ты раскаешься.

— Послушай-ка, малышка, — ответил Петер, — я сообщу тебе доверительно одну вещь. Продавать типографские станки — более выгодно, чем думают люди.

И тогда я сказала:

— Хорошо, спасибо, пойду спрошу у Леннарта.

— И у этой Евы тоже, — добавил Петер.

— И у этой Евы тоже, — повторила я.

— Я зайду за вами в два часа, — пообещал Петер.

А я подумала, что это довольно удобное время, поскольку во всем Париже никто не подает обед до семи часов вечера.

Петер явился ровно в два часа, но «эта Ева» исчезла. Анри Бертран, тот, с бархатными глазами, во время каждой трапезы, сидя за столиком рядом с нашим, до сих пор просто пожирал ее глазами. Но, к удивлению Евы, не делал никаких шагов к сближению. Он говорил только bon jour и bon soir [102] , точь-в-точь как все остальные студенты. Но именно в этот день за ленчем ему представился счастливый случай, когда они с Евой одновременно встали и стали искать мешочки с салфетками.

102

«Добрый день» и «Добрый вечер» (фр.)

— Он покажет мне Сорбонну, — объяснила нам потом Ева. — Конечно, это не то, что я имею в виду, говоря о мечтаниях под звездами. Но Сорбонна — она Сорбонна и есть, надеюсь Петер Печатник это понимает.

Петер, пожалуй, испытал легкое разочарование, но он и. виду не показал, а мило отправился с Леннартом и со мной в M'usee Carnavalet [103] и на Place des Vosges [104] . А потом, вернувшись после экскурсии, мы снова обнаружили Еву в отеле.

103

Музей Карнавале (фр.). Знаменит своими художественными и историческими коллекциями. Его здание само представляет собой произведение искусства. Построено в середине XVI в. по проекту архитектора Пьера Леско. Скульптурные барельефы на стенах принадлежат резцу Жана Гужона. В конце XVII в. там жила знаменитая мадам де Севинье (Мари де Рабютен-Шанталь, 1626–1696), которая на протяжении 20 лет посылала дочери письма, освещавшие жизнь Парижа и Версаля, культурные события, происходившие во Франции. Письма мадам де Севинье впервые опубликованы в 1697 г.

104

Площадь Вогезов (фр.) — самый ранний образец архитектурного оформления городской площади в Париже. Находится немного западнее площади Бастилии. Возникла в XVI в. на месте снесенного дворца де Турнель, резиденции нескольких французских королей. В XVII в. площадь — средоточие модной и светской жизни Парижа. Здесь жили кардтгаал Ришелье (Арман Жан дю Плесси, 1585–1642) — до 1624 г.; великий французский писатель Виктор Гюго. В доме № 6 на площади Вогезов, где жил Гюго, помещается его музей.