Кати в Париже
Шрифт:
Я сказала то, что думала, и поэтому была очень недовольна, что эти слова прозвучали так неестественно. Но возможно, тетя Виви была не так чутка к интонации.
Я накрыла круглый стол в гостиной, достала из корзинки все ее вкусные бутерброды, и мы поели.
Это была наша первая трапеза в нашем собственном доме.
— Будьте счастливы! — сказала тетя Виви и оглядела комнату. — Вы должны быть счастливы!
Она посмотрела, как расставлена мебель. Диван, по ее мнению, стоял не на месте. Его лучше поставить в углу между открытым очагом
— Думаю, эти вопросы Кати решит сама!
— Да-да, конечно, — уступчиво согласилась тетя Виви.
Однако я поспешила сказать, что ее предложение — гораздо лучше, и это действительно было так. Если бы даже это и было иначе, думаю, я все равно сделала бы так, как ей хотелось. Я была готова подвесить диван на веревке к потолку, только бы это доставило ей хоть малейшую радость! У меня был Леннарт, я могла быть великодушна! И лучше воспользоваться случаем вовремя, ведь никто не знает, какой буду я, когда стану старой и одинокой!
Но в глубине души я была рада, что Леннарт так ответил матери. Я знала, что мой муж относится к тем людям, которые покинут отца с матерью и останутся с женой, если когда-нибудь встанет вопрос о выборе. Он был привязан к матери, и я радовалась этому. Но он никогда не должен забывать, что он мой муж, а это — наш дом!
Мы с Леннартом проводили тетю Виви до дверей, когда она собралась уходить.
— Кири-кири-ки! — сказал Леннарт и пощекотал ее под подбородком. — А теперь мы пойдем домой, примем немного снотворного и будем крепко спать ночью. И мечтать о том счастливом времени, когда нам придется нянчить внучат. Кири-кири-ки!
Тетя Виви улыбнулась, но улыбка была бледной.
— Ты ведь хочешь, чтобы у тебя были маленькие хорошенькие внучата? — умоляюще спросил Леннарт.
— Разумеется, конечно хочу, — ответила тетя Виви.
— Ну тогда так, — резюмировал Леннарт. — Ты ведь понимаешь, что для тебя технически невозможно стать бабушкой без содействия с ее стороны, — сказал он и показал на меня.
Тетя Виви погладила меня и дружелюбно кивнула.
— Приходи к нам почаще, — сказала я, и это прозвучало совершенно естественно.
Я почувствовала, что в этот вечер немного расположила к себе тетю Виви. Совсем не той историей с диваном, но… все же!
— Тогда спокойной ночи, дорогие дети! — сказала тетя Виви и ушла.
Леннарт тотчас же снова ринулся в работу, а я, оставшись в тамбуре, задумалась. Почему мы с Леннартом заставляем печалиться двоих людей только ради того, чтобы быть счастливыми, — до чего странная штука жизнь!
«Никто не умеет укладывать Д Е К О Р А Т И В Н У Ю бумагу на полки так, как я, — пела в кухне Ева. — И никто не умеет Ц Е Л О В А Т Ь С Я так, как я…»
Боже мой, ее горе было, видно, такое, что быстро проходит.
В два часа ночи у нас почти все было готово.
— Совершеннейший ужас, до чего же здесь красиво! — воскликнула я.
Леннарт и
Мы снова успели проголодаться и пошли на кухню, где стоя съели по бутерброду с тушеной телятиной и выпили по стакану молока.
— Спокойной ночи! — попрощалась Ева. — Если вам еще понадобится декоративная бумага на полки, постучите!
И Леннарт поцеловал ее в щеку, поблагодарил и сказал: он, мол, надеется, что это был не последний бутерброд с тушеной телятиной, который она ела в нашем доме.
— О нет, — ответила Ева. — Только если ты не посыпал его мышьяком.
Я и ее проводила в тамбур.
— Ева, если бы ты только знала… — начала было я.
— Да, я знаю, — отрезала она.
И я еще некоторое время стояла, глядя на дверь, которая захлопнулась за ней. Потом побежала к Леннарту.
XIII
Зов моего сердца в церкви Saint-Severin был услышан: случилось то, чего я пожелала. В тот день, когда медицинская наука подтвердила этот факт, я во весь опор ринулась из конторы домой, чтобы рассказать об этом Леннарту. Это была великая новость, и я не могла наслаждаться ею в одиночестве ни минуты, а я не знала, сколько времени потребуется, чтобы подняться на наш четвертый этаж.
Леннарт, в виде исключения, вернулся домой раньше меня и накрывал на стол в кухне.
Я кинулась на него, словно ураган, но ничего не сказала. Я только поцеловала его и заставила станцевать со мной наш молчаливый танец радости. Мы всегда так танцуем, когда случается что-нибудь веселое и надо дать выход нашим чувствам. Леннарт называет это «тихим сумасшествием», и, возможно, так оно и есть, откуда я знаю!
— Можно узнать причину такого веселья? — спросил Леннарт.
Опустив руки, я молча стояла, глядя на него.
— Надеюсь, у него будут твои глаза, — сказала я.
— У кого?.. — начал было Леннарт. — Нет, это в самом деле правда?
— Да, но это будет продолжаться так долго, так долго, самое меньшее — восемь месяцев, как мне дождаться этого?
Мы снова начали танцевать, молча и увлеченно!
— Мама должна узнать эту новость, — сказал Леннарт. — Интересно, это мальчик или девочка?
Назавтра я спросила Еву:
— Как по-твоему, кто у меня будет, мальчик или девочка?
И она спокойно ответила:
— Я думаю, мальчик или девочка. У большинства людей так оно и бывает.
Вообще-то все равно, кто будет.
Но до чего ж удивительно иметь члена семьи, о котором ничего не знаешь, существо, которое начало жить своей собственной тихой жизнью, и оно уже на пути к тому, чтобы стать человеком со своими собственными, особыми чертами характера и со своей особой внешностью, но которое пока уклоняется от более близкого знакомства.
— Как мы назовем его… или ее? — спросила я Леннарта, когда мы в конце концов уселись за обеденный стол. — Нам надо иметь условное имя!