Катилинарии. Пеплум. Топливо
Шрифт:
Клер была выше всего этого. Между нею и мной завязалась подлинная дружба. Ее родители, люди славные, но недалекие, вечно попрекали ее пристрастием к древним языкам: они были бы счастливы, пойди она учиться чему-нибудь более серьезному, например на бухгалтерские или секретарские курсы. Изучать мертвый язык – это казалось им пустой тратой времени. А уж изучать целых два!..
Как-то раз я пригласил Клер к обеду. Ей в тот год исполнилось пятнадцать; Жюльетта влюбилась в нее с первого взгляда, и это было взаимно. Мы по преклонным летам не годились ей в родители, и она
Нас троих связала на редкость крепкая дружба. Клер была единственным существом из внешнего мира, имевшим для нас значение.
Имя подходило ей как нельзя лучше [7] : она лучилась светом, притягивающим взгляд. Эта девочка была из тех поистине редких людей, одно присутствие которых способно осчастливить.
Теперь Клер было уже восемнадцать, но она ничуть не изменилась: нас связывала все та же глубокая приязнь, хоть мы не видели ее почти год.
7
Клер (claire) – светлая ( фр.).
Она всегда обращалась ко мне «месье Азель», а вот Жюльетту с их первой встречи звала по имени. Я не обижался: ведь моя жена была и моим ребенком, что приближало ее к молодой девушке.
Клер не пробыла у нас и десяти минут, а в доме как будто все осветилось. Она что-то рассказывала, но дело было не в словах, а в ней самой. Ее веселость обдавала нас солнечными брызгами. Мы так радовались, что она нас не забыла. Внешний мир был нам безразличен, но она – просто необходима.
В дверь постучали. Уже четыре часа! А я-то хотел заранее предупредить малышку о нашем непрошеном госте, чтоб она поняла все правильно.
– О, вы кого-то ждали? Я ухожу…
– Клер, нет! Пожалуйста!
Месье Бернарден был явно возмущен тем, что мы посмели принимать кого-то в часы, принадлежавшие ему. Он что-то неприветливо буркнул, когда Клер поздоровалась с ним, просияв своей дивной улыбкой. Нам с Жюльеттой стало неловко за его грубость, как будто это была наша вина.
Он развалился в своем кресле, сидел неподвижно и молчал. Девушка посматривала на него приветливо, хоть и с удивлением. Она, видно, думала, что он наш друг, и поэтому сочла нужным к нему обратиться.
– В какой красивой местности вы живете! – воскликнула она своим очаровательным голосом.
Мучитель раздраженно поморщился, словно говоря: «Не хватало мне еще разговаривать с какой-то свистушкой, которая посмела явиться в мое время!»
Он не удостоил ее ответом. Я сгорал со стыда. Клер решила, что он туг на ухо, и повторила громче – он смерил ее взглядом, словно торговку на базаре. Мне хотелось его ударить. Но я лишь ответил вместо него:
– Месье Бернарден наш сосед. Он бывает здесь каждый день с четырех до шести.
Я надеялся, что Клер поймет суть этих визитов и догадается, что мы – жертвы мучителя. Увы, это было не столь очевидно: девушка подумала, что мы в самом деле дружим
Кромешный ужас.
Клер долго не выдержала. Около пяти она собралась уходить. Мы хотели удержать ее; она сослалась на важную встречу, которую никак нельзя отменить.
Я проводил ее до машины и, как только мы остались одни, попытался объяснить ситуацию:
– Понимаете, нам трудно его не принимать, он наш сосед, но…
– Он славный. Для вас подходящая компания, – перебила меня девушка, по-своему истолковав мое замешательство.
Слова застряли у меня в горле. Впервые в жизни кто-то говорил со мной снисходительным тоном – и это была Клер, моя девочка, моя внучка! Клер, у которой я долго был любимым учителем, которая восхищалась мной, которая наполнила смыслом мою скромную карьеру, – в ее голосе я слышал теперь нотку жалкого сочувствия, предназначенного старикам!
Она пожала мне руку с ласковой и грустной улыбкой, в которой я прочел: «Что ж поделаешь, я не могу на вас обижаться за ваш возраст».
– Вы приедете еще, правда? Клер, вы приедете?
– Да-да, месье Азель, поцелуйте от меня Жюльетту, – ответила она, взглядом прощаясь навсегда.
Машина скрылась в лесу. Я знал, что больше не увижу мою ученицу.
Когда я вернулся в гостиную, жена с тревогой спросила меня:
– Она еще приедет?
– Да-да, – повторил я ответ девушки.
Жюльетта, кажется, успокоилась. Она, наверно, не знала об одной лингвистической тонкости: это только в математике плюс на плюс дает плюс, а повторенное дважды слово «да» равно отрицанию.
Зато месье Бернарден, похоже, все понял: я заметил, что в его тусклых глазах мелькнуло победоносное выражение.
Дыхание Жюльетты стало сонным. Я мог наконец побыть наедине с собой.
Я встал с постели и на цыпочках спустился по лестнице. Было уже за полночь. Не зажигая света, сел в окаянное кресло, которое присвоил себе мучитель. Только теперь я обнаружил, что от тяжести нашего соседа посередине образовалась глубокая яма.
Я попытался поставить себя на место Клер. Как ни умна была девушка, судить она могла только по видимости, и я не мог на нее обижаться.
Я сам совершал одну промашку за другой. Не скажи я ничего по поводу прихода месье Бернардена, Клер могла бы понять, что мы ему не рады. Но я зачем-то уточнил, что он бывает у нас каждый день с четырех до шести. И она сделала вывод, что этот идиот – наш друг.
Хуже того: я еще должен благодарить ее за то, что она так подумала. Как могло ей прийти в голову, что я терплю непрошеного гостя? Да если бы ей сказали, что столь почитаемый ею учитель неспособен отказать от дома хаму, она бы не поверила. Она слишком уважала меня.