Каторга
Шрифт:
А там исключительно "орудуют" или неудачники, потерпевшие в России крушения на всех поприщах, или хищники, - какие это плохие устроители благосостояния действительно "несчастных" острова Сахалин.
III
"СПИРТОВАЯ ТОРГОВЛЯ"
Если Сахалин, - как в шутку называют его местные чиновники, "совершенно особое, самостоятельное государство", то Корсаковский округ, непроходимыми тундрами и тайгой отрезанный от административного центра, поста Александровского, представляет собой
Здесь свои особые порядки, обычаи, законы, даже своя особая денежная единица.
Наши обыкновенные денежные знаки в Корсаковске упразднены. Вся торговля, все дела ведутся на спирте.
Денежная единица Корсаковского округа - бутылка спирта, даже не бутылка спирта, а записка на право купить бутылку спирта. Чтобы понять эту "девальвацию", очень выгодную для многих, надо знать условия продажи спирта на Сахалине.
Спиртом имеет право торговать только колонизационный, он же "экономический" фонд.
Не возбраняется и в каком угодно количестве спирт могут покупать только люди "свободного состояния", то есть чиновники.
Поселенцам же разрешается покупать спирт перед праздниками или по запискам лиц свободного состояния.
"Отпустить такому-то бутылку спирта. Такой-то".
В "фонде" бутылка спирта стоит 1 руб. 25 коп., рыночная ее цена колеблется от 2 р. 50 коп. до 6 рублей.
Поселенец, получив такую записку, "выкупает" на свои деньги в фонде бутылку спирта и перепродает ее с прибылью поселенцам же и каторге.
А то просто перепродается сама "записка". Записки ходят как ассигнации. Бывают даже подложные!
На эти записки чиновники покупают у поселенцев соболей, - по записке за шкуру, - этими записками платят за поставленные продукты, за сделанные работы.
В сущности, таким образом, они получают все даром, предоставляя только поселенцам возможность заниматься торговлей водкой и спаивать каторгу.
Смотритель поселений Бестужев, лично для себя не применявший этого "порядка", как я уже говорил, пробовал зато применить этот "порядок" к казенным работам.
Он быстро построил, без копейки денег, церковь, школу, мастерские, дом для приезжающих чиновников, - за все расплачиваясь "записками".
Он рассуждал так:
– Если господа служащие делают так, почему же не делать казне? Пусть уж лучше в казенный карман идет, чем в карманы господ служащих.
Совершенно забывая, что "quod licet bovi - non licet Iove".
К сожалению, изобретательный финансист не рассчитал одного.
Что с появлением на "рынке" массы записок, цена на них упадет.
Так и случилось.
Работавшие поселенцы разорились в конец: думая получить за записки рубли, они получили гроши.
Среди нищенствующих в Корсаковске пришлых поселенцев мне много приходилось встречать жертв этой оригинальной финансовой затеи.
Я не стану уже говорить о влиянии этой "спиртовой системы" на нравственность поселенцев.
За спирт в Корсаковске продается и покупается все, - до сожительницы или дочери включительно.
Но какое же уважение может иметь каторга к чиновникам, даром покупающим ее труд, и чиновникам, торгующим спиртом?
А на Сахалине так много говорят о необходимости поддерживать престиж.
– Каторга распускается! Становится дерзка, непослушна!
Как будто "престиж" создается и поддерживается одними наказаниями.
IV
БИРИЧ
Бирич - мой сосед по комнате. Он живет у того же ссыльно-каторжного Пищикова, у которого остановился и я.
Он - компаньон одного из крупных рыбопромышленников и ужасно любит говорить о том, какие огромные убытки он терпит, благодаря дурной погоде.
– Помилте-с. Законтрактованные пароходы с японцами-с не идут. Тут каждый день дорог-с. Не нынче - завтра селедка пойдет. Ведь это мне тысячными убытками пахнет-с. Ведь я тысячи могу потерять-с.
Он ужасно любит подчеркнуть это слово "тысячи".
Бирич - человек средних лет, маленький, невзрачный, одет не без претензии на франтовство, по жилету "пущена" цепь, на которую смело можно бы привязать не часы, а собаку.
Ото всей его особы ужасно веет не то штабным писарем, не то фельдшером, вышедшим "в люди".
Так оно впоследствии и оказалось.
При встрече, при прощанье он обязательно по нескольку раз жмет вам руку, словно это доставляет ему особое удовольствие - здороваться "за руку".
Когда "заложить за галстук", - а это с ним случается часто, - Бирич становится особенно невыносим своей назойливостью и необыкновенной развязностью.
Он является без спроса, говорит без умолку и в разговоре принимает позы одна свободнее другой.
Собственно говоря, он даже не столько говорит, сколько позирует.
То раскинется на стуле и заложит нога за ногу так, что они у него чуть не на столе. То встанет и поставит ногу на стул.
"Вот человек, который стремится к тому, чтобы ноги у него были непременно выше головы", - думал я, улыбаясь про себя.
То он хлопнет вас по колену. То возьмет за борт сюртука. То бросит свой окурок в ваше блюдечко.
И все это решительно без всякой надобности, просто, словно он каждую минуту хочет доказать вам, что он с вами на равной ноге и может вести себя "непринужденно".