Каторга
Шрифт:
– А твой, так возьми!
– Стой! А куда же два серебряных целковика делись. Тут два серебряных целковика были!
– Никаких мы целковиков не видали.
– Ан, врешь! Это что ж? Воровство? У своих тырить начали?
– Да хоть обыщи, дьявол! Чего лаешь!
Арестант выворачивает карманы и показывает кошелек. То же по необходимости делает и новичок.
Владелец двух якобы пропавших рублей роется в его кошельке, двух целковиков, понятно, не находит и отдает кошелек обратно.
– Знать, другой
И уходит искать два пропавших целковых.
Только потом новичок, заглянув в кошелек, увидит, что из него во время осмотра исчезло десять рублей.
Тут дело снова в "ловкости и проворстве" да в том, чтобы во время осмотра кто-нибудь сзади будто нечаянно толкнул новичка, заорал, вообще заставил его на секунду отвернуться.
Пойдем к группе, собравшейся около игрока. Тут идет игра "в наперсток". Два наперстка, под одним есть шарик, под другим - нет. Игра идет на маленькой скамеечке, во время обеда заменяющей стол, поставленной на нарах. Игрок с такой быстротой передвигает наперстки, что нет возможности заметить, который из них тот, под которым шарик.
– Закручу! Замучу!
– орет игрок.
– Ставьте, что ли!
– Ишь, черт, дьявол, лешман! Ни свет ни заря, спозаранку за игру принялся!
– раздается сзади игрока в толпе.
– А тебе какое дело, треклятому?
– отзывается игрок.
– А такое, что непорядок! Вот какое!..
– А ты что тут за порядчик такой выискался? Тебя кто порядки уставлять звал? Ты что за шишка?
– А ты не лайся! Звездануть тебя в душу, черта...
– Молчи, пока арбуз не раскололи!
– Расколол один такой...
Вот-вот запустят руки за голенища, и пойдут в ход "жулики" - ножи. Лица озверели. Игрок забыл и об игре. Повернулся лицом к обидчику.
А в это время арестанты подглядывают, под каким наперстком хлебный шарик.
– Ставь, ставь красненькую!
– шепчут они денежному новичку, около места которого и затеялась игра.
– Ставь! Чего его жалеть! Всех обыгрывает! Надо и его! Ставь наверняка ведь. Вот так, прячь деньги под карту...
– Да будет вам, дьяволы!
– обращаются они к ссорящимся.
– Ишь, волынку затерли, дьяволы! А тебе что! Не ндравится, проходи, а огня из человека добывать нечего. Скипидаристый, право, человек!
Вступившегося в игру протестанта уводят. Игрок, ворча и доругиваясь, возвращается к игре:
– Ну, что тут?
– Все сделано. Куш под картой.
Игрок берется за наперстки.
– Нет, уж это ты оставь!
– протестует толпа.
– Игра составлена. Как есть, так и будет! Вот на этот он поставил!
– Да вы, может, подсмотрели, дьяволы?
– Видать, что окромя жулья никого не видел в жисть. Станет кто подсматривать? Нет, уж правило! Игра составлена!
– Да, может, куш велик?!
– Под картой сколько есть! Нет,
– Ну, ин, будь по-вашему! Ежели правило, я ни слова. Этот, что ли?
– Этот!
– подтверждает новичок.
Игрок поднимает наперсток, под наперстком пусто, и тянет куш из-под карты.
Дело снова в ловкости рук, в умении быстро и незаметно, пока новичок волнуется во время спора, передвинуть наперстки один на место другого.
Тузы и "черное и красное", это - почти одно и то же. Выбирают по желанию: тузы или другие карты.
Лежат крапом вверх три туза: два черные и один красный. Игрок их перекладывает с такой изумительной быстротой, что нет возможности уследить, куда ляжет красный.
Но во время игры его отвлекут какой-нибудь ссорой или прибегут сказать что-нибудь. Игрок отвернется, а в это время какой-нибудь арестант подсмотрит, где красный, и сделает на крапе карандашом метку.
– Ставь на этого, - шепнут новичку.
Игрок кончит ссору или разговор, возьмется снова за игру, начнет перекладывать карты с места на место.
– Готово!
Новичок ставит на меченого туза часто все, что у него есть, желая сразу вдвое разбогатеть. Ему дадут самому вскрыть туза, он вскроет: черный!
Дело в вольте, который делает во время метки игрок. Он подменяет меченого красного туза точно так же отмеченным, заранее приготовленным черным.
Так шулера обыгрывают тех, кто не прочь бы выиграть наверняка.
И вот к вечеру новички, проигравшиеся в прах, обманутые, часто избитые за нежелание платить, ложатся на нары, думая:
– Ну, народ!
А сосед утешает:
– Зато ты теперь настоящий арестант. Форменный, как есть. Все ту же школу проходили. Порядок.
Они обобраны и тем посвящены в каторжане. Каторга не любит собственности и собственников. Их деньги пошли гулять по тюрьме: сегодня к одному, завтра - к другому...
Некоторые из вновь посвященных с тоской и ужасом думают о предстоящих днях голодовок и всяческих лишений.
Другие чувствуют злобу в душе и засыпают с мечтою, как они и сами будут точно так же обирать новичков.
Интеллигентные люди на каторге
Приходилось ли вам когда-нибудь видеть в глаза смерть?
Тогда вы знаете, что "время", это - вздор, что понятие о "времени" условность, что часов, минут, секунд на свете не существует.
Пока поднимется и щелкнет курок, вы успеете столько передумать, переиспытать, перечувствовать, сколько не передумали бы, не перечувствовали, не переиспытали в год.
Год каторги... Это - не двенадцать месяцев, из которых каждое двадцатое приносит вам жалованье. Это - не "четыре сезона", как для светских людей. Не триста шестьдесят пять дней, как для всех. Это миллионы минут, из которых многие каждая длиннее вечности.