Катунь Коварная
Шрифт:
Ожорин вытащил из кармана складной стакан и, откупорив бутылку, налил его до краев.
– Ну что Виктор Андреевич, с почином тебя! – Он протянул Петрикову свой наполненный стакан.
– Да вы что, мужики? Я же совсем не пью! – Возмутился Петриков. Он никак не ожидал, что все начнется именно с него. Зная, что он не очень хорошо держит алкоголь, Петриков быстро представил, каким он будет выглядеть, после выпитого содержимого стакана. И в то же время он понимал, что не выпьешь, значит, не уважаешь.
– Да, что тут пить-то! – Быстро подхватил стоявший сбоку Васька Пижон. —
Это только душу дразнить. –
Петриков решил, что здесь лучше принять удар, нежели показаться не своим навсегда.
– А что, и верно. Давай, Михаил Петрович! За хорошее общее дело, можно и выпить с радостью! – Петриков взял стакан и быстро, не задумываясь, опрокинул его в себя.
– На-ка, вот хлебушком занюхай, пока ушица не дошла до кондиции! – Отломив ломоть от буханки, протянул ему Ожорин. Петриков взял хлеб и всей душой втянул его добрый пшеничный запах несколько раз. Водка молнией прокатилась по пищеводу в пустой желудок и расплескалась приятным жаром по всему животу. Петриков вернул пустой стакан Ожорину и, отломив кусок хлеба, быстро заел выпитое.
– Ну как, Виктор Андреевич, наша рабкооповская? – Глядя на Петрикова, улыбаясь, спросил Ожорин.
– Превосходно! – Прожевывая хлеб, выдохнул Петриков. – Ох, не дождусь ушицы! Сумасшедший запах! – Потянул воздух носом Петриков.
– Ну, это ты брат еще не попробовал нашу уху. А когда попробуешь, язык проглотишь! Антон Прокопыч, у нас ас в этом деле. Лучше его ухи, нет в округе! – Наливая стакан, Ожорин хвалил Прокопыча.
Пока складной стаканчик прошел по всему кругу, за разговорами, дозрела запашистая уха.
– А ты чего, Прокопыч, пропускаешь? – Петриков, заплетаясь в словах, спросил Крадова.
– А я брат свое уже годочков десять назад, выпил. А теперь пью только воду! – Наконец-то, рассмеялся Крадов.
– Он у нас вообще к этому делу, относится нейтрально. – Постарался быстро подметить Бикулин, вытащив ложки из своей полевой сумки. – Вот держи! – Он протянул деревянную ложку Петрикову. – Да смотри осторожней, кипяток! – Бикулин предупредил его.
Мужики пропустили еще по кругу огненного напитка и принялись за уху.
Петриков, выпив водки, почувствовал, что ему очень хорошо. Хотя, раньше, он не мог много выпивать, не любил он этого и как-то сторонился. А сегодня водка пошла на радость хорошо и вкусная уха, ложка за ложкой, уничтожала хмель, оставляя бесконечный аппетит. Ему казалось, что он никогда в жизни ничего вкуснее не ел. Он черпал ложку за ложкой из старого котелка и от всей души благодарил Крадова, за отличную рыбалку и за изумительную уху.
– Ну, Прокопыч! Теперь я твой должник! – Облизывая деревянную ложку, проговорился Петриков. – Знаю, что у тебя свои буренки да бычки пасутся в Совхозном стаде. Но я считай, что не видел их и не знаю об этом. Пусть себе нагуливают бока! Как ты считаешь, Валерий Александрович? – Петриков, неожиданно обратился к главному инженеру.
– А что я? Я ничуть не против. Пусть себе пасутся. Они мне не мешают. Главное мы Госплан выполняем? Выполняем! А остальное, это ерунда! Прокопыч хороший человек, и ему надо помочь! – Бикулин, расцвел своей шикарной улыбкой.
Петрикову нужен был надежный человек, который бы все время незаметно подкармливал отделение коров Насти Мироновой. Он так же знал, что бригадирша Антонина, тоже
– Я не знаю, что ты задумал, но ежели ты мне даешь спокойно жить, то я согласен тебе помочь. – Он крепко пожал руку Петрикову, как будто поставил печать.
Уже на следующий день к нему в кабинет зашла Антонина и сев за стол, Спросила у Петрикова:
– Виктор Андреевич! Я все знаю. Вы можете на меня полностью положиться. Я сделаю все, что Вы скажите. Мне Прокопыч обо всем рассказал!
Она раскрыла журнал учета сдачи молока и приготовилась записывать, все что скажет Петриков.
Виктор Андреевич, без лишних слов очень доходчиво разъяснил ей, как и что нужно делать каждый день. Начиная с малых сотых цифр, каждый день незаметно увеличивать надои молока коров, отделения Насти Мироновой. И более ничего не надо. Антонина все поняла и обещала выполнять все и держать язык за зубами.
Практически все было сделано. Оставалась лишь одна Миронова. Петрикову сначала не хотелось говорить ей об этом. Конечно же, лучше всего, чтобы она не знала. А когда уже прятать надои не возможно будет, то он ее поставит перед фактом. А там, уже, глядишь, и сама любовь поможет.
К предстоящей зиме Совхоз подготовился как надо. Убрав последние урожаи сахарной свеклы, все комбайны отремонтировали и поставили в МТМ на зимнее хранение. Задолго до снега тяжелые трактора вспахали поля и подготовили их для будущих посевов. Растениеводы, отобрав отборные зерна, определили их на зерносклад на зимовку. Совхоз отрапортовал о выполнении плана по сдачи зерновых и закладки кормов и усиленно приступил к выполнению другой задачи. Других задач в Совхозе зимой было ничуть не меньше, чем в весеннее летний период. Помимо посевных полей, здесь еще выращивали не только крупнорогатый скот и доили молоко, здесь выращивали племенных свиней и выводили красивых лошадей Орловской породы. Размах был огромный и частенько достигал до Московских выставок народного хозяйства. Обычно на эти выставки ездили самые достойные и заслуженные работники села. А заслуженные работники – это, как правило, те, кто состоял в Коммунистической партии.
Настя Миронова, еще в школе была комсомолка и занималась общественной жизнью класса. Но потом, после окончания школы, она забросила все эти дела и вышла замуж. А там уже и дети появились. И не до общественной жизни.
А тут прямо к ней домой подъехал на своем «москвичонке» Совхозный Парторг. Настя выглянула в окно и подумала, что что-то случилась. И не дожидаясь гостя, выскочила на крыльцо, набросив на себя фуфайку.
– Здорово, хозяйка! – Увидев стоящую на крыльце Миронову, спешно поздоровался Трухнов.