Катя
Шрифт:
И вот что сказать ему на это? Между нами ничего не может быть. Я уеду, возможно, уже скоро, переведусь в другой институт.
Припарковалась у заправки, залила бензин, и тут в кармане заверещал мобильный.
— Екатерина Михайловна, вашему дедушке совсем плохо. Приезжайте срочно. Я скорую помощь вызвала, — тараторит в трубку Галя.
У меня начинают трястись руки. Я чуть не роняю телефон.
— Что? — спрашивает Кирилл.
— Деду совсем худо, — говорю я дрожащими губами.
— Так, я за руль. До твоего дома немного осталось. Сейчас на предельной скорости
Я бегу на пассажирское сидение, сажусь и едва успеваю пристегнуться, как машина отъезжает с заправки.
Глава 9
Уже подъезжая к дому, вдалеке услышала визг скорой помощи. Этот звук врезался в уши и буквально оглушил. Кирилл остановился не у ворот, а у чуть дальше. Я выскочила из салона, ринулась в калитку, а затем побежала в дом.
Не сняв верхней одежды, бегу по холлу к комнате деда. Двери распахнуты. Он лежит бледный, губы синие, еле дышит.
— Дедушка, потерпи, там скорая едет. Потери, пожалуйста, — подбегаю и хватаю его за руку.
Старик едва сжимает мою ладонь слабеющими пальцами.
— Поздно. Бабушка меня уже ждёт. Обещай, что сделаешь то, о чём мечтаешь.
— Обещаю, дедушка.
— Я спокоен. Будь счас… — совсем слабым голосом говорит дед, и его речь обрывается на полуслове.
Медсестра приводит врача, но уже поздно. Минута. Какая-то минута. Хотя я не уверена, что если бы помощь приехала раньше, это помогло бы.
Врач констатирует смерть, советует вызвать полицию и труповозку.
— Полицию зачем? — всхлипываю я.
— Чтобы зафиксировать, что смерть не криминальная, — говорит молодая женщина.
— Она не криминальная. Я квалифицированная медсестра и ухаживаю за Иваном Романовичем полгода. Всё это время он прикован к постели.
Женщина садится за стол, заполняет какие-то бумаги. Потом отдаёт нам и уходит, её провожает сиделка. Я сижу у кровати деда прямо на полу и реву. Мутным взглядом вижу Кирилла, притулившегося к стене.
Галя возвращается, что-то говорит о соболезновании, а я её почти не слушаю.
— Мать знает?! Почему её здесь нет?! — ору я.
— Я позвонила ей раньше, чем вам. Она сказала, у неё важная встреча с поставщиком, как сможет, так и приедет, — отвечает Галя таким тоном, будто это она виновата, что мать не приехала.
— Серьёзно?! У неё отец умирает, а она только о бизнесе думает?!
Я вскакиваю, хватаю пластмассовую утку, каким-то образом оказавшуюся у ног, потом кидаю её в стену. Из глаз льются слёзы, готова орать от несправедливости. Я хотела сегодня остаться дома, но мать буквально погнала в институт. Пропускать лекции нельзя, машину забирать нужно. Я вообще не могу себе представить, что должно произойти, чтобы она посидела на одном месте и не бежала куда-то.
Если мама легко болела, то всё равно мчалась на работу. Однажды свалилась с температурой тридцать девять градусов и ворчала, что вынуждена лежать в постели. Ей было всё равно что, придя в офис, она будет заражать своим гриппом других людей. Всех, кто из её фирмы уходил на больничный, она презирала. Какая тебе премия по итогам
Есть ли у неё вообще какие-то чувства, кроме жажды обогащения? Вот и сейчас встреча с партнёром по бизнесу важнее родного отца. Меня трясёт от такой несправедливости. Кирилл подходит и обнимает меня.
— Я сочувствую, Катя. Ты очень любила дедушку. Успокойся. У тебя сейчас настоящая истерика начнётся, — ласково говорит он.
Меня корёжат и ломают его слова, никто и никогда не любил меня как дедушка и бабушка. Только дед перед смертью сказал, чтобы я исполнила свою мечту и смотрел так, будто давно обо всём догадался, но молчал. Дед всегда читал меня как открытую книгу. Теперь так больно, что он ушёл и не с кем больше поговорить по душам.
— Ты прав, Кирилл, нужно собраться и вызвать кого-то, кто забрал бы его.
Отстраняюсь от парня и подхожу к кровати. Глажу руку дедушки. Галя закрывает ему глаза и накрывает простынёю.
— Я уже позвонила. Не волнуйтесь, Екатерина Михайловна. Ваша мать оставила номер похоронного агентства. Насколько я знаю, там уже всё согласовано и выбрано, — грустно говорит медсестра.
Меня поражает цинизм матери, получается, она заранее всё приготовила.
— Ждала его смерти, сука. Ненавижу, — вырывается у меня тихо.
Я приоткрываю белую ткань, целую деда в щёку. Закрываю снова и плетусь к своей комнате на втором этаже. Вспоминаю, что не разделась и снимаю в холле ботинки и куртку. Кухарка и служанка выражают соболезнования, выглядывая из кухни. Я молча киваю. Знаю, что они очень хорошо относились к дедушке. Даже когда он заболел, никому не докучал, не капризничал, не требовал к себе особого внимания.
Захожу в свою комнату, Кирилл за мной. Мне уже всё равно, что он в моей спальне.
— Присаживайся. Хочешь, скажу служанке и она принесёт перекусить или попить? — спрашиваю я.
— Не нужно. Я пойду. Если вдруг понадобится моя помощь, звони, не стесняйся, — говорит Кирилл.
— Хорошо. Спасибо за поддержку, Кир. Мне сейчас действительно лучше побыть одной. Да и мать по шее надаёт, если увидит тебя здесь.
Слышу шаги в коридоре, выглядываю за дверь. Марина идёт с ведром и шваброй. Прошу её проводить моего гостя. Самой спускаться снова на первый этаж нет сил.
Лежу на кровати и слышу через открытую форточку, как кто-то въезжает во двор. Выглядываю в окно, это маленький автобус-газель. Приехала похоронная служба. Несусь вниз, захватив ключи, которые оставил на столе Кирилл.
Деда выносят на носилках. Ко мне подходит какой-то молодой мужчина. На планшете показывает то, что выбрала для похорон мама, и просит подтвердить, что ничего не изменится. Подтверждаю, почти не глядя, и иду на улицу.
Деда увозят, я загоняю свою машину во двор и тупо сижу за рулём. Горе разъедает душу. Спасает только одно, что я успела с ним попрощаться. В кафе мы уже не идём, чтобы обмыть автомобиль, послезавтра похороны. Завтра поеду якобы в институт и буду кататься по городу. Никого не хочу видеть, полезут со своими соболезнованиями.