Катынь. Ложь, ставшая историей
Шрифт:
Если соблюдать конвенции, зачем вооружать палками лагерную охрану?
Во всём сборнике только три раза говорится, что офицеров из лагерной администрации привлекли к суду — и то одного не за издевательства над пленными, а за воровство, а двух других вообще непонятно за что. И уж можно быть точно уверенными: если бы у поляков имелись документы о привлечении к суду за халатность, повлёкшую массовую гибель пленных, или за жестокое с ними обращение, они бы их выложили.
Наконец, уже в 1921 году, польские власти, явно под нажимом советских, начали следствие против очередного коменданта лагеря в Стшалково поручика Малиновского. Узнав об этом, люди из лагеря, находившиеся в рабочей команде в Варшавской цитадели, несмотря на своё уязвимое положение, передали письмо с изложением показаний, которые они готовы были подтвердить под присягой и на суде. Там рассказывается о некоторых подвигах славного поручика на ниве садизма.
«Пленные в лагере были лишены всякой одежды, ходили в костюме Адама, счастливцами были некоторые, которые имели на пояснице кусок матраца; по распоряжению Малиновского каждый барак беспрерывно проветривался, на дворе голых держали по несколько часов для проверки или по какому-либо другому случаю. И это при сильном ветре и морозе до 10 градусов и более. В бараках дырявых и гнилых люди набиты были как сельди в бочке. Подстилки никакой, ни соломы, ни стружек. В баню гоняли пленных большими партиями, заставляя мёрзнуть голодных, забитых больных на дворе при всякой погоде, до и после бани. Такое обращение и антисанитарные условия были причиной смерти пленных красноармейцев. Никакие меры пор. Малиновским не принимались, наоборот, ему как садисту, испорченному нравственно, приятны были наши мучения голода, холода и болезни.
Кроме этого, пор. Малиновский ходил по лагерю в сопровождении нескольких капралов, имевших в руках жгуты-плётки из проволоки, и кто ему нравился, приказывал ложиться в канаву, и капралы били сколько было приказано, если битый стонал или просил пощады, пор. Малиновский вынимал револьвер и пристреливал… Если часовые (постерунки) застреливали пленных, пор. Малиновский давал в награду 3 папироски и 25 польских марок Неоднократно можно было наблюдать такие явления: группа во главе с пор. Малиновским влезала на пулемётные вышки и оттуда стреляла по беззащитным людям, загнанным, как стадо, за загородку… Никакие репрессии по отношению к пленным со стороны конвойной команды не устранялись, а поощрялись, некоторые часовые за удальство считали пускать пули в бараки, и днём и ночью прицеливались в том направлении, где спят пленные…»
В сборнике ни слова не говорится о том, чем закончился суд над поручиком. Скорее всего, ничем или почти ничем. Но, может быть, стоит посмотреть в списках расстрелянных в 1940 году эту фамилию. Если мы найдём там какого-нибудь капитана или полковника Малиновского, станет яснее, за что в СССР после сентября 1939 года расстреляли некоторое количество польских пленных (хотя не 4 тысячи и не в Катыни).
Польские власти поступили умнее, чем немецкие — они не оставили инструкций по массовому умерщвлению, хотя их лагеря ничуть не лучше немецких. У одних — орднунг, у других — бардак, а результаты одинаковые. Впрочем, если бы советские пленные находились в Польше не год, а четыре, как в Германии, вряд ли после войны имело бы смысл говорить об обмене пленными — разве что о возвращении поляков.
Но у Стшалково и Бухенвальда куда больше общего, чем можно подумать на первый взгляд. И там и там пленных делили на группы с разным обращением и разными условиями существования. Причём деление это проводилось по национальному признаку.
…Ещё в начале 1920 года, перед нападением на Россию, польское правительство отпустило по домам пленных армии ЗУНР. Однако после апреля 1920 года в лагерной статистике снова появляются украинцы. Откуда они взялись — ведь армия УНР сражалась на стороне Польши, а Украину защищала единая Красная Армия, а не объединённые войска РСФСР и УССР?
А тут дело в хитростях сортировки. Пленные разбивались на несколько категорий — что, в общем-то, оправдано. Но эти категории отличались по условиям содержания. А когда у одних эти условия плохо совместимы с выживанием, а у других вполне совместимы, то вопрос, по каким критериям проводится разделение, становится очень существенным.
Всех политически активных коммунистов отделяли, изолировали и содержали в наихудших условиях — это понятно. Правда, практика показывает, что там, где пленные сохраняют сплочённость и организованность, смертность всегда меньше — а уж чего-чего, а этих качеств у коммунистов было с избытком. А вот деление политически неактивной массы проводилось по национальному признаку. Отдельно выделяли поляков, мобилизованных на советской территории. Им создавали привилегированные условия и «разъясняли национальные интересы». Отдельно помещали выходцев с Правобережной Украины — с территории, на которой Пилсудский всё ещё собирался устроить свою марионеточную УНР. Им тоже «разъясняли национальные интересы» и агитировали за вступление в армию этого государства. Большевиками называли русских — один из наших уполномоченных по делам военнопленных так и пишет в своём отчёте: поляки никогда не употребляют слова «русский», только «большевик». Их тоже делили на несколько частей. Выходцев из Псковской, Витебской, Смоленской, Новгородской и Минской губерний, а также казаков предоставляли в распоряжение эмиссаров Булак-Балаховича, которые «разъясняли» и тоже агитировали. Кстати, самым мощным стимулом являлась не пропаганда, а то, что согласившимся создавали хорошие условия. Было ещё несколько малочисленных категорий: выходцы из Восточной Европы, из Прибалтики и скандинавских стран. Евреев тоже отделяли от остальных и, кроме того, делили на российских и польских.
Обращение с разными категориями пленных было разным. Хуже всех относились к коммунистам и евреям.
«В польских лагерях все военнопленные разбиты на 4 группы… Эти подразделения вызваны официальным польским распоряжением и всюду одинаковы, устанавливая следующие 4 категории. „Категория русских“. Это группа, поддающаяся белогвардейской агитации. Они живут в сносных условиях, в их распоряжении находятся школы, библиотеки, у них имеются кровати. Это переходная ступень на дороге в белогвардейские формации (не этих ли показывали британскому послу? — Авт.). Вторая группа: „поляки“, т. е. бывшие наши красноармейцы польской национальности. Они также в более хороших условиях. Часто они переливаются в польские национальные части. Третья категория: „большевики“, самая многочисленная — это красноармейцы, взятые в плен в Красной Армии и не подходящие ни под одну из других категорий. („Украинцев“ уже нет — по-видимому, с окончанием войны исчезла надобность в армии Петлюры. — Авт.) Четвёртая категория — это красноармейцы, о которых есть доказательство, что они коммунисты. Их положение самое тяжёлое. В то время как первые три категории имеют возможность двигаться в пределах лагеря, коммунисты заключены в отдельные бараки, окружённые отдельными проволочными заграждениями каждый, причём жители одного барака не имеют права сноситься с другим. Они содержатся в тюремном режиме, и только с трудом удалось добиться разрешения для них коротких прогулок два раза в день… В таком же режиме, как коммунистов, держат всех пленных красноармейцев евреев, содержа их в отдельных бараках. Их режим ухудшается вследствие культивируемого в Польше антисемитизма».
«В лагерях в Стшалково, Тухоли, Домбе евреи и „коммунисты“ содержатся отдельно и лишены целого ряда прав, которыми пользуются другие категории пленных. Они содержатся в самых плохих помещениях, всегда в „землянках“, совершенно лишены подстилки из соломы, хуже всего одеты, почти разуты (в Тухоли евреи почти все были босыми 16/XI, когда как в других бараках преобладают обутые…)…Эти две группы сидят взаперти, т. е. почти без движения. Имеют прогулки по 10–20 минут [76] …
К этим двум группам самое плохое моральное отношение — больше всего жалоб на побои, плохое обращение… В Стшалково начальство просто заявило, что лучше всего было бы эти группы расстрелять, что этим группам предлагаемую мною помощь не передадут…
Из Доббе ко мне поступают также жалобы на третирование евреев — избиение евреев мужчин и женщин и нарушение норм приличия солдатами при купании евреек. В Стшалково „коммунисты“ жаловались также на приказ петь „Боже, царя храни“… также жаловались, что во время короткой прогулки офицеры командуют им по 50 раз лечь — встать… Офицер объяснил, что это „гимнастическое упражнение для лишённых возможности двигаться“…»
76
В Стшалково площадь такого «прогулочного дворика» составляла 150 кв. метров — на 186 человек.
«Жизнь коммунистов… была особенно ужасной. Это один сплошной кошмар, пытка. Коммунистов избивали, гоняли работать и били, заставляли петь „Боже, царя храни“. Врывались солдаты ночью и устраивали инквизицию, вбегали с криком: „Вставай, збюрка“, и били каждого и всякого чем попало и как попало. Было время, когда коммунисты… не спали по неделям. И только по заключении мира и приезде разных польских комиссий эти зверства прекратились».
Ещё любопытный момент из быта лагеря в Стшалково.
«Большой ненормальностью в лагере является то, что комендантами бараков, секций и отделов назначены казаки, бывшие балаховцы и бредовцы [77] которые для того, чтобы выслужиться, жестоко издеваются над военнопленными-красноармейцами, избивают, заставляют бегать, работать, сажают под арест и т. д. На кухне, в разных складах, цейхгаузах то же… Характерен мой разговор с польским генералом в Барановичах (во время следования для обмена). К нам в казарму, в которой находилось около 50 человек, предназначенных в Россию, пришёл генерал, говорящий хорошо по-русски. Он спросил, как нам жилось в лагере… На одну из причин скверного житья указали на избиение, тогда он ответил: „Мы тут ни при чём, вас бьют свои же русские, казаки, это ваше дело“. Я ему сказал, что не следовало бы поощрять их в этом, что делает лагерная администрация».
77
Бредовцы — бойцы интернированной на территории Польши белогвардейской группировки генерала Бредова. А с балаховцами вышло и вовсе забавно. В ходе войны польское правительство всячески поощряло создание формирований Булак-Балаховича. После окончания войны, когда надобность в них миновала, их разоружили и швырнули в те же лагеря. Кто следующий доверится пану Пилсудскому?
Скажите честно — вам это ничего не напоминает? Как вы думаете, сходство польских и гитлеровских лагерей — это передача опыта или просто внутреннее сродство?
А вот случай и вовсе из ряда вон — поляки перепутали своих и чужих. Правда, это газетная статья с характерным заголовком: «Правда ли это?» — но всё же…
«Несколько дней тому назад через Варшаву проходил отряд латышей, насчитывавший несколько сот бывших солдат Красной Армии, насильно мобилизованных во время занятия Латвии советскими войсками. Эти солдаты во главе с офицерами добровольно перешли на польскую сторону, чтобы таким способом вернуться на родину.
Они очень доброжелательно были приняты польскими частями, а перед отправкой их в лагерь им выдали свидетельство, что они добровольно перешли к полякам.
Но по пути в лагерь начался систематический грабёж, с пленных снимали всё, иногда их оставляли в одном белье. Некоторые сумели спасти часть своих вещей, но и у них всё отобрали в лагере в Стшалково. Они остались почти без одежды и обуви, в лохмотьях и босиком.
Но всё это было ничем по сравнению с систематическим истязанием латышей. Началось с назначения 50 ударов розгой из колючей проволоки, причем им было заявлено, что латыши как „еврейские наймиты“ живьём из лагеря не выйдут. Более десяти пленных умерли из-за заражения крови. Затем в течение трёх дней пленных оставили без еды и запретили под угрозой смерти выходить за водой. Двух пленных, Лациса и Шкурина, расстреляли без всякой причины. Угроза, вероятно, была бы исполнена и никто из латышей не вышел бы из лагеря живым, если бы капитан Вагнер и поручик Малиновский не были отданы под суд. После приезда следственной комиссии положение несколько улучшилось, но многие умерли из-за болезней, холода и голода.
Сейчас, наконец, их отправили на родину. Отпустили их зимой в тех же лохмотьях, в которых они пребывали в лагере».